Феромон
Шрифт:
– Тогда давай сразу перейдём ко второму вопросу, потому что первый я уже давно уладил. С твоим отцом.
Чёрт бы тебя побрал! Убираю я так и не пригодившийся телефон.
– Ну что ж, всемогущий Эйвер Хант, я вас слушаю.
50. Эйвер
Странно, что я могу говорить. Что у меня шевелится язык, двигается челюсть. Я даже складно соединяю слова в фразы. Даже оперирую какими-то терминами, нахватавшись их у Дэйва.
Потому что мой мозг парализован. Полностью.
Её непривычно
Видом выступающих позвонков на её спине, что ещё стоит у меня перед глазами.
Этими завитушками на вспотевшей шее. На самом деле я вырвал больше волос, чем два. Их было уже не спасти. Но весь ужас в том, что я ведь положил их в карман.
И этим взглядом - глубоким, фатальным, внимательным.
И этими губами, оставляющими отпечатки на бокале с шампанским. «Вам идёт шампанское!» Как же рядом с ней это бездарно и фальшиво звучит.
Не могу я вынести только внезапное отсутствие дорогой моему сердцу родинки. А потому, сделав вид, что она испачкалась, бессовестно стираю косметику с того места, где пряталась её «мушка».
И разглядывая её обнажённые ключицы, нахожу ещё один фетиш - пятнышко ожога, оставленное, видимо, щипцами для завивки. Сегодня. Как это символично. Оно совсем свежее, но останется на её коже навсегда. Как память о сегодня. Она торопилась, щипцы соскользнули - сам дорисовываю я картинку. И она, возможно, не вспомнит, когда и как оно появилось. Но я уже не забуду. Никогда.
– И как ты с этим живёшь?
– отставляет она пустой фужер.
Выросший словно из ниоткуда проворный официант наполняет его снова и, что ценнее - тут же исчезает. За что я люблю дорогие рестораны, так это за незаметный сервис.
– Это любопытство или сочувствие?
– всматриваюсь в её серьёзное лицо.
– Это попытка представить себя на твоём месте. Каково это, когда женщины вешаются на тебя гирляндами?
– Ну, всё не настолько празднично, - усмехаюсь я.
– То есть сначала, когда я только понял, что во мне есть нечто, чему трудно противостоять, это было весело. Азарт. Желание проверить, убедиться, что это работает. Работает безотказно. Успех у женщин, скажу тебе честно, окрыляет.
– А слава серийного бабника?
– видимо, вспоминает она мои же слова с приёма у психиатра.
– А слава шла впереди меня. Девчонки липли сами. Не то, что с каждой вечеринки, я вообще не приходил домой один.
– Бедненький, как, наверно, намучился, - издевается она.
– Ан, ты спросила, я ответил, - её презрительно скривлённые губы мне как ножом по сердцу. Я ей душу вообще-то обнажаю.
– И это не бахвальство. И как тебя это ни веселит, но физически это действительно тяжело. Я похудел, хронически недосыпал, стал отставать по учёбе.
– Истаскался, - снова хмыкает она. Снова налегает на шампанское, но ничего не ест.
– Ну, можно сказать и так, - пододвигаю ей коктейль из креветок.
– Только не говори, что у тебя аллергия на морепродукты.
– Нет у меня никакой аллергии, - берёт она вилку.
– Разве что на феромон.
Язва. Какая же она язва! Тоже пытаюсь есть. Только, сняв с ободка креманки розовое креветочное брюшко, тыкаю его в соус прямо пальцами.
– В общем, ты устал, - смягчает она свою формулировку, вяло ковыряясь в закуске.
– Я не просто
– Это было как-то неправильно. Слишком просто. И это было не то, в чём я хотел преуспеть.
– Значит, дешёвый успех не для тебя?
– хмыкает она иронично.
– Нет, - смотрю на неё долго и внимательно. Что вообще происходит? Почему она сегодня такая? Жалеет, что со мной переспала? Обижена, что стала «одной из». «Глупенькая. Ничего-то ты обо мне не знаешь». И глядя, как она трёт салфеткой испачканные губы, даже позволяю себе улыбнуться.
– У меня были планы, обязательства, цели, которые я себе поставил. И я не собирался от них отступать из-за того, что чем-то там обладаю.
– Получилось?
– тянется она к бокалу.
– Не сразу. К сожалению, феромон нельзя выключить, оставить дома или подарить. Он действует независимо от того, хочу я этого или нет. И мне пришлось учиться с ним жить. С ним, с вниманием, которое я притягивал к себе. С эффектом, который он производил. Но я научился.
– Прямо исповедь серийного убийцы, ставшего на путь исправления, - она снова делает глоток.
– А как же те девочки, девушки, женщины, которых ты использовал и бросал? Интересно, они догадывались о твоих страданиях?
– Так. Не делай из меня чудовище, - понимаю я к чему она клонит. К тому, что я просто козёл. Пресыщенный, хвастливый, самоуверенный. Шагающий, если не по трупам, то по разбитым женским сердцам.
– Не делать?!
– ставит она бокал.
– Только не ты.
– Не я? Это почему же?
– Да, не ты, - снова наклоняюсь к столу.
– Потому что ты особенная. Ты одна его не чувствуешь.
– Думаю, ты ошибаешься.
– Я не ошибаюсь. Уж, поверь, мне есть с чем сравнить.
– Тогда мне жаль, что для тебя я особенная только этим. И жаль всех этих несчастных женщин, которые не понимают, что с ними происходит, когда ты рядом. Лгут. Тянут к тебе руки, как умирающий от жажды к источнику воды. Это ужасно, Эйв. Ужасно. Я едва досмотрела это видео до конца. Я думаю, того психиатра теперь саму нужно лечить. А Ив? Господи, бедная Ив! Я считала её стервой. А она просто несчастная наркоманка. Раз за разом возвращающаяся за дозой твоего феромона. Чтобы побыть недолго в этой нирване, а потом снова корчиться в муках ломки, - она бросает на стол салфетку и встаёт.
– Ан, стой!
– подскакиваю я вслед за ней.
– Остановись! Да подожди ты, - хватаю её за руку.
Она разворачивается. Но одаривает меня таким ненавидящим взглядом, что я не уверен, первый раз в жизни не уверен, что смогу найти слова, чтобы её переубедить. Я что-то не то ляпнул. Разговор вообще ушёл не туда. Ведь я хотел сказать совсем не это.
51. Эйвер
– Послушай меня. Это так не работает. Нет никакой ломки. Нет никакого привыкания. И нет никаких мук. Есть недолгий контакт, лёгкое воздействие, как слабенький алкоголь, - достав из кармана зажим, отсчитываю несколько купюр и бросаю их на стол.
– Чёрт, я даже не знаю с чем это сравнить. Я на другой стороне всего этого, понимаешь. Я могу только догадываться.