Феромон
Шрифт:
Что ж, ничего. Сейчас запомнит. И он, и Кора, и Глен. Я не останусь в долгу. Уставший мозг генерирует самые кровожадные картины мести, но утро вечера мудренее. Сдаюсь в плен глубокого исцеляющего сна.
А хмурое субботнее утро встречает меня проливным дождём.
Я слушаю его монотонный умиротворяющий шум, не открывая глаза. И месть уже не кажется мне такой уж хорошей идеей. Во всяком случае, Коре. Эта гадина наказала себя сама. Отравила свою жизнь чёрной завистью. Слила в унитаз и обесценила. Обесценила настолько, что она, ничтожная жалкая лживая и вульгарная, не стоит моих телодвижений. Разве
До неё - нет, а вот Глен нарвался крупно и неминуемо. И сегодня очень подходящий день, чтобы его навестить.
Глен Дайсон ненавидит дождь. Он раскисает, как бисквит в молоке, в пасмурную погоду. Становится податливым, сентиментальным, даже плаксивым. Его не вытянешь на улицу, не поднимешь с дивана, особенно в выходные. Он становится по-настоящему больным и жалким.
«Ну что же, дорогой, - резко сажусь я в кровати.
– Отличный день, чтобы получить выплаты по счетам. Вот сегодня, скотина ты подлая, я с тобой и поквитаюсь».
Надев платье, которое ему особенно нравилось, убрав волосы в низкий узел, на тонких шпильках, с ядовито-апельсиновой помадой на губах, за которую он прозвал меня Карамелькой, - вид, от которого он всегда был без ума, - я отправляюсь кастрировать его тупыми ножницами.
Но, распахнув свою входную дверь, натыкаюсь на упакованную в пакет газету и мокнущий под дождём букет. Он лежит на крыльце, покрытый крупными каплями. И потёкшие буквы в промокшей записке заставляют меня не кинуть его, не задумываясь, в мусор, а занести в дом.
«С добрым утром!» - написано от руки. И ни слова больше. Ни подписи, ни обращения. Но мне ли не знать этот скверный почерк.
– Что ты делаешь, Хант?
– вздыхаю я над поставленными в воду цветами. И то, что вечером показалось мне фальшивым, сейчас рвёт на части душу своей правдивостью.
Это не извинение, не игра, не притворство. Это забота, и его отчаянная попытка показать мне, что я ему важна. И вопрос, над которым я не хочу думать, снова долбится, как непрошенный гость в дверь:
Что я буду со всем этим делать?
«Спасибо, Эйвер! Это было необязательно», - пишу я ему из такси.
«Не хотел, чтобы ты расстраивалась», - откликается он немедленно.
Потом мы оба замолкаем, не зная, что сказать. И хоть очередь отвечать моя, его сообщение прилетает первым: «Я еду к Дэвиду. Присоединишься?»
«У меня дела».
«Тогда удачи! Но мы здесь надолго. Если вдруг надумаешь, это адрес, - прилетает ответ. И после ссылки с GPS-координатами он добавляет: Это важно».
Сухарь! А мог бы написать, что соскучился. Только он явно не привык ухаживать за девушками. Впрочем, мне и не нужны его ухаживания. Просто я не собираюсь упрощать ему задачу по моему приручению. Пусть старается, раз любит сложности.
«Если получится», - отправляю свой неопределённый ответ.
И ему удаётся меня удивить:
«Я буду ждать».
Оставляю за ним последнее слово. И невольно закрываю глаза от подступивших буквально к горлу эмоций. Я была так шокирована вчера, что явно пропустила мимо ушей большую часть того важного, что он пытался до меня донести.
Но как научиться лавировать между желанием быть с ним и отомстить ему, я пока не придумала.
55. Анна
Такси останавливается у дома Дайсона. Учтивый водитель провожает меня под большим чёрным зонтом до самого крыльца. А удивлённый Глен открывает дверь в мятой пижаме.
– Хорошо выглядишь, - отвешиваю я комплимент легкомысленным медвежатам на мягкой ткани и, не обращая внимания на хозяина одежды, лезу в сумку, чтобы достать приготовленное Нарциссу угощение. А ещё, пользуясь тем, что Глен растерян, увидев меня на своём пороге, зажимаю собачку замка, чтобы его дом не превратился для меня в ловушку.
– Нарси! Нарси!
– зову я, присев, и присвистываю, подзывая собаку.
– Анна, он, - топчется рядом Глен.
– Он на прогулке.
– Ты выпустил Нарцисса на улицу одного?
– поднимаюсь я, не веря своим ушам.
– Нет, нет, - как-то смущённо оправдывается бывший муж.
– Он на поводке, в наморднике, всё в порядке.
– Да? Ну, ладно. Тем лучше для него, - делаю я вид, будто не желаю знать, что за очередная баба гуляет субботним утром с его псиной, и кладу на столик собачье лакомство. Но наличие подружки - прямо вишенка на торте, который я собираюсь впечатать в его паскудную рожу.
– Будем считать, что все формальности я соблюла. И повод навестить собаку не показался тебе надуманным.
Под его озадаченным взглядом я одёргиваю платье и, позволяя Глену вдоволь насладиться зрелищем обтянутых тканью покачивающихся бёдер, прохожу в комнату, цокая по паркету тонкими каблуками.
Слышу, как он плетётся следом, шлёпая босыми ногами. А когда оборачиваюсь, застаю его в тот момент, когда он скрещивает на груди руки. Хороший знак: он уже приготовился защищаться.
– И чем обязан?
– уставившись на меня с недоверием, приваливается он плечом к дверному косяку.
– Не знаю. Соскучилась, - невинно пожимаю я плечами и, потупив глаза, иду по комнате. Веду пальцами по спинке стула. Поднимаю брошенную на пол рубашку. И прижав её к себе, вдыхаю запах.
– Всё ещё пользуешься моими подарком?
– Он давно закончился. Но я купил новый, - обескураженный Глен явно не знает, как на меня реагировать.
Улыбаюсь ему ласково. И, аккуратно повесив на стул рубашку, глажу по её плечам, словно нежно массирую плечи самого Глена. Протягиваю руку к притаившейся на столе компьютерной мыши. Экран оживает поставленной на паузу игрой.
– Мн-н-н, - опираюсь локтями о стол, выгибаясь в пояснице, и щёлкаю по клавишам, запуская игру.
– Всё ещё танки?
– Кое-что не меняется, Карамелька, - осторожно кладёт он руку на мою задницу. А когда я благосклонно её принимаю, стискивает ягодицу. Привычно, грубо, по-хозяйски. А потом воодушевлённо прижимается к ней уже вздыбившейся ширинкой.
– Ты, например, всё так же хороша.