Феромон
Шрифт:
Как странно чувствовать себя ни живой, ни мёртвой.
Фараоном, уложенным в саркофаг. Меня словно заживо забальзамировали. Превратили в безжизненную мумию. В куклу. В ходячий труп.
Я дышу, моргаю, двигаюсь, даже бегаю. Что-то решаю, звоню, записываю, разговариваю с людьми, но меня словно выключили - я ничего не чувствую.
Равнодушный мозг вяло реагирует холодными вспышками на то, что вчера мне было дороже всего на свете.
Сообщение, что моего отца забрали в больницу? Печально. Но с ним
Цветы и шар для боулинга на моём крыльце? Мило. Но надо вернуть это неуместное признание. Тем более, предназначенное когда-то не мне.
Когда-то он страдал по Иве Уорд. Плевать. Потому что теперь мне нужна именно Ива.
Есть своя прелесть в том, что можно не париться из-за таких глупостей, как чувства. Я вхожу в квартиру Дэвида, чтобы поговорить с Ив и не испытываю даже неловкости.
– Мне нужна твоя помощь, - кладу перед Ивой Уорд папку с делом Ривера.
– Ты просишь моей помощи?
– небрежно открывает она первую страницу. Ива всё в том же маленьком халатике на голое тело, словно они с Дэвидом не вылезают из постели. Стоя, она скашивает глаза в документ, лежащий на кухонном столе, и одновременно равнодушно откусывает яблоко.
– Я не прошу. Ты возьмёшься за это дело независимо от того, нравится оно тебе или нет, - осматриваюсь я. Надо отдать ей должное, она навела здесь порядок. В квартире стало уютно.
– С чего бы это?
– хмыкает она, листая страницы.
– С того, что ты отличный адвокат, а ещё у меня есть на тебя кое-что. По слиянию Баретта. И не только, - кладу я перед ней вторую папочку, не особо церемонясь.
– Шикарное кольцо, - встречает она мой взгляд не дрогнув. Да, в отличие от Глена, у Ивы Уорд всегда были железные яйца.
– Неужели Хант сделал тебе предложение?
– Ривер, Ива, - и бровью не веду я.
– И ты вытащишь его из тюрьмы или останешься не просто без работы, без лицензии.
– Да ты вроде и без лицензии неплохо пристраиваешься, - снова кусает она яблоко, делая вид, что ей плевать.
– Даже не пытайся, - усмехаюсь я на её жалкие попытки меня задеть.
И хоть ей не нравятся мои угрозы, она всё же присаживается за стол и склоняется над папочкой. Вчитывается в строки, начисто забыв про темнеющий на столе огрызок, пока я рассматриваю висящее на сушилке бельё и от нечего делать заглядываю в пустые кастрюли.
– Если не хочешь давать показания, то нужно заявить о вашем желании пожениться уже сегодня, - загибает она пальцы, что-то подсчитывая в уме.
– Потому что повестку тебе вручат в ближайшие часы, а их священник не приходит каждый день.
– Я в курсе, - сажусь напротив неё на стул.
– Я взяла это у его предыдущего адвоката. Он меня и просветил. Но теперь я не могу встретиться с Ривером без тебя.
– Ну что ж, - встаёт она.
– Тогда поехали, встретимся.
И в том, что я не прогадала, когда выбрала её, становится понятно с первых же секунд нашего появления в прокуратуре. Она даже в офис окружного прокурора входит без стука. И он лично выходит её проводить. Скрипя зубами и натянуто улыбаясь, но явно готовый идти на уступки.
– Я раньше работала тут, - небрежно поясняет она, отвечая на приветствия бывших коллег и старательно растягивая губы в улыбке, когда мы выходим.
– И наша задача сейчас не
Она решительная. Быстрая. Молниеносная. Я не успеваю ни за ходом её мыслей, ни за звонками, ни за передвижениями. И половины не понимаю из того, что она говорит. Но главное, она знает, что делает. А я знаю, что делаю я.
– Мисс Ривз, - приглашают меня в бронированную дверь.
– У вас десять минут, - выходит Ива, оставляя нас одних с Томом в маленькой комнате.
– Прости меня, Том, - кладу я на стол документы по делу «Визерикуса», сажусь напротив и складываю руки на папку так, чтобы он видел кольцо.
– Но так надо.
– Жаль, - гладит он мои пальцы.
– Это так самоотверженно с твоей стороны, но я не могу принять твою жертву.
– Нет, можешь, - упрямо поднимаю я подбородок.
– Я передумала. Я выйду за тебя замуж. А ты обещал сдержать своё слово.
– Звучит как угроза, - мягко улыбается он. Уставший, измученный, явно почти не спавший, но, как всегда, он спокоен, сдержан и невозмутим.
– Жаль, что тебе пришлось принять это решение под гнётом обстоятельств.
– Мы не будем об этом спорить, Том, - накрываю я его тёплую руку.
– Я вытащу тебя отсюда. Священник будет завтра с утра. Первое слушание - после обеда. У нас очень мало времени, и давай поговорим о другом.
– Групповой иск?
– удивлённо смотрит он на меня.
– Я думал, дело по нему закрыли ещё вчера. Твой Хант вряд стал бы церемониться, получив на руки эти документы. Разве только...
– Да, я ему их не отдала.
– Из-за моего ареста?
– Нет, Том. Хант и сам докопался, в чём дело, он бы развалил этот иск и без моей, а уж тем более без твоей помощи. Но дело не в нём. Дело в людях, которые надеются на эти деньги. Ты ведь отобрал участников иска не просто так, да?
– Я всегда знал, что ты умна, - кивает он.
– Но это уже не важно. Я основал свой фонд. Помощь, которую они просили у моих родителей, но не получили, они получат от меня.
– Нет, Том. Им заплатит мой отец, - я упираю палец в цифры, которые так и остались мне не понятны.
– Что это за даты?
– Первая - дата, когда они обратились в отцовский фонд.
– А вторая, когда получили официальный отказ?
– догадываюсь я.
Он снова кивает.
– Ты помогаешь тем, до кого никому нет дела? Поэтому все эти дела «про бона» и бесплатная работа, за которую ты берёшься?
– Можно сказать и так. Но если твой отец пойдёт на мировую и выплатит этим людям хоть по центу, он автоматически признает себя виновным.
– И что? Его акции упадут?
– усмехаюсь я.
– Он продаёт свою компанию, Том. Подумаешь, получит за неё не двадцать, а девятнадцать с половиной миллиардов. Новое руководство всё равно будет с радостью ссылаться на его просчёты ещё не один год. Только ему уже будет глубоко всё равно. Он устал. И так давно мечтает жить на проценты со своих капиталов, что будет готов и принести извинения, и заплатить, лишь бы уже всё закончилось. А у этих людей будет реальный шанс воплотить в жизнь свои мечты. Пусть странные, пусть несовершенные, но всё же это мечты, правда?