Феромон
Шрифт:
Нежно глажу гладкой плотью по трепещущим складочкам, чуть-чуть дразню, когда мучительно она подаётся ко мне, и мягко, уверенно вхожу, заставляя её издать не стон - хриплый вожделенный рык.
Плоть к плоти. Каждой клеточкой осязающие друг друга, они уже существуют где-то без нас. Трутся, стонут, поглощая вибрации друг друга. Упиваются этим единством. Наслаждаются этой возможностью, этим даром природы принадлежать друг другу именно так. Ощутить во всём своём совершенстве красоту физической близости и, наконец, раствориться друг в друге
– А-а-а! Твою мать!
– не выдерживаю я, прижимая её к себе. И сила, что выплёскивает в неё моё семя и не даёт мне сдержать этот вопль, воронкой утаскивает меня в такие глубины, где я понимаю, что не люблю её - я её боготворю. Что я дышу ей, живу и умру тоже только ради неё.
– Ан, - обхватываю я её, прижимаясь к влажной спине. И меня трясёт уже не от возбуждения, от счастья, что я её всё же нашёл. И какого-то суеверного неоправданного страха, что ведь всего этого могло не случиться.
– Не знаю, зачем я вообще жил без тебя.
– Чтобы однажды встретить меня, конечно, - усмехается она. И я её отпускаю, но только чтобы она развернулась и обняла меня, устроившись на моих коленях.
– С добрым утром, мой ненасытный.
– С добрым утром, красавица, - аккуратно кладу между нами одеяло. И поясняю на её вопросительный взгляд: - Иначе это никогда не закончится. А я принёс тебе завтрак.
– Тогда давай завтракать, - целует она меня в уголок губ, но потом передумывает и захватывает в плен мои губы, заигрывает с языком, кокетничает с его влажным кончиком.
– Я же говорю, это никогда не закончится, - переключаюсь я на её налитую грудь, на дразнящие соски. Моментально затвердевшие, набухшие, требующие ласки.
– Нет, ты прав, - отступает она, улыбаясь на ощущаемую даже через толщу одеяла плотность.
– Иначе у тебя ни на что не останется сил.
– У тебя не останется, - улыбаюсь я, вручая ей кофе. И, не найдя ничего другого поблизости, расстилаю на её коленях халат с фирменной эмблемой отеля и вручаю булочку.
– Что это такое?
– рассматривает она тонкую запечённую корочку.
– Это бриошь. По крайней мере, так мне сказали во французской кондитерской на углу.
– Вкусно, - с набитым ртом она роняет на халат крошки. И если есть что-то умилительнее того, как она спит, то это то, как она ест.
– Какие у нас планы?
– Сейчас посмотрю, что там с расписанием и билетами, - встаю я с кровати.
– Проведаем отца и, - наклоняюсь, чтобы поцеловать её в плечико, - летим домой.
– А суд?
– беззаботно отхлёбывает она из стакана кофе, но смотрит так, словно ждёт каких-то новостей.
– Думаешь, Йорн не справится?
– Уверена, что справится. Тем более с такой подготовкой.
– Но?
– допив свой кофе, выкидываю стакан.
– Думаю, лучше бы нам успеть.
– Как скажешь, - открываю информацию о билетах.
– Вылет каждые два часа. Значит, всё будет зависеть
– смотрю, как она задумчиво рассматривает эмблему отеля, - и от того, как быстро ты соберёшься.
Она сгребает халат, чтобы не рассыпать крошки и, смерив меня уничижительным взглядом, исчезает в ванной. И даже закрывает защёлку. Умная девочка. Удержать меня в рамках рядом с ней так не просто.
Но все мои вещи в другом номере, и, крикнув ей, чтобы меня не теряла, ухожу собираться туда.
– Вот ты больной, взять два номера, - качает она головой, когда я сдаю ключ от второго.
– Я гордый и упрямый.
– Нет, ты сумасшедший, - смеётся она.
Затянутая в броню строгого костюма и от того только ещё более желанная. Я просто не могу, когда она рядом, завожусь даже не с полпинка, я просто перманентно на взводе.
Я схожу от неё с ума. Держу её за руку на улице. Целую в лифте. И даже стоя у постели отца, не могу отказать себе в удовольствии - положить руки на её плечи. И бессовестно гладить большим пальцем по шее, пока она сидит и внимательно слушает лечащего врача.
К счастью, благоприятные прогнозы оправдались. И после врача, поболтав с отцом, Анн встаёт. Пришло время прощаться.
– Ну, давай держись! Теперь всё зависит только от тебя, - обнимаю я своего родителя.
– Не дождётесь, - улыбается он сквозь слёзы и грозит мне узловатым пальцем: - Звони. Хоть иногда. А то знаю я тебя: работа, карьера, некогда, дела.
– На это, надеюсь, я выделю время в своём плотном графике, - нарочито смотрю на часы и тоже улыбаюсь.
Анну отец обнимает куда как теплее и крепче, чем меня. И даже не знаю, каких богов благодарить за то, что послали мне её. Эту рыжую, которая совсем и не рыжая, но вредная, словно натуральной рыжей родилась.
– Домой?
– сжимаю её руку, пристёгивая ремни безопасности в самолёте.
– К тебе или ко мне?
– усмехается она.
– А у тебя жёсткий матрас?
– парирую я. И, вспоминая ту встречу, в больнице, вдруг понимаю, что именно она сказала мне в тонущей машине. «Я люблю тебя!» То, что однажды я уже слышал, но не запомнил.
Я люблю тебя. И мир словно становится шире. Как жаль, что тогда я этого действительно не услышал. А может, и нет, потому что сегодня мне точно не о чем жалеть. С ней рядом я забыл даже о своём феромоне.
И словно в насмешку над моей беспечностью, надо мной склоняется стюардесса, чтобы принять заказ по меню.
Ан показывает пальцем, задавая уточняющие вопросы. А я со всей силы вжимаюсь в спинку кресла, потому что аккуратная причёска девушки от меня в каких-то нескольких дюймах.
– Это всё?
– поворачивается она ко мне.
– Всё?
– гляжу я на Ан. И только убедившись, что она спокойна и согласно кивает, поднимаю взгляд на стюардессу.
– Да, спасибо.
– И вам, - улыбается любезная, но не более того девушка.