Феромон
Шрифт:
– Всё намного сложнее Эйвер, чем кажется на первый взгляд, - дверь открывается на нужном этаже, и я делаю шаг, словно пересекаю черту, за которой теперь всё будет по-другому.
Но Хант меня больше не хочет слушать. И я больше не стараюсь за ним угнаться. Это выглядит жалко и виновато, а я ни в чём перед ним не провинилась и не собираюсь кричать ему в спину на ходу, за что я его так и не простила. Я просто иду с такой скоростью, как мне комфортно. И застаю у номера только свой чемодан.
Это вовсе не больничная гостиница,
После душа наливаю себе бокал вина. Я знала, как это будет тяжело, но я честна с собой и с ним поступила честно. Это всё же стоит между нами: его смех, моя боль. И как бы я его ни любила, я не простила. И не хочу строить отношения на таком хлипком фундаменте. И перестану себя уважать, если не доведу свой план до конца. Если Эйв не поймёт, значит, что бы ни утверждала наука, нам не суждено быть вместе. Любовь намного сложнее, чем биохимические реакции. А отношения людей строятся не на одной любви.
С вином или без, а всё же сидеть одной в номере, когда вечер едва начал опускаться на город - невыносимо. Я иду проведать мистера Ханта.
Он мирно спит, а я снова и снова гоняю по кругу события последних часов.
Я упустила свой шанс или ещё не всё потеряно? Он признался мне в любви или, как обещал, сделает это потом? Или всё это уже в прошлом и пора начать забывать всё, что было, и не строить никаких планов. Хант опять закроется, спрячется и не вернётся. Господи, как же с ним сложно. А со мной, наверно, ещё сложнее.
Нет, думать об этом просто невыносимо. И, главное, бесполезно. И я решаю потратить этот вечер не на самокопание, а с пользой. И работа сейчас для меня - настоящее спасение.
Открываю в «облаке» список адресов участников группового иска. Раз уж выпала возможность поговорить с кем-то из них в другом городе лично, почему бы не использовать эту возможность. Йорн тоже должен навестить за сегодня несколько заявителей. Завтра после обеда первое слушание. Если всё будет нормально, Эйвер проведёт его сам, если не успеет вернуться - его проведёт Йорн. Но сидеть и ныть в любом случае не в моих правилах.
И приветливо мигнувшее фарами такси везёт меня по нужному адресу.
Первое, что бросается в глаза, когда долго слушавшая меня из-за двери пожилая женщина всё же её открывает, - это запущенность. Яркие оранжевые коробочки с лекарствами, что стоят прямо на столе, кажутся здесь единственными новыми вещами.
– Простите, миссис Хьюллет, за настойчивость, - сажусь я на предложенный стул.
– Я вас надолго не задержу.
Но, глядя, как она шаркает тапочками по стёртому до дыр ковру, как наливает трясущейся рукой воду в сколотую кружку, никак не могу найти
– Мне нужно выпить таблетку, - она долго внимательно рассматривает этикетки, открывает один из пузырьков и вытряхивает в руку две пилюли.
– Это ваши собаки?
– наконец нахожу я за что зацепиться, увидев на стене фотографии забавных лохматых дворняг.
– Это Джудит, - запив таблетки, она тыкает в рамку пальцем.
– А это Купер и Чарли, её мальчики. Сан Дэнс - подружка Купера, а Сторми Уэзер - их девочка.
– И все они живут с вами?
– задаю я глупый вопрос, но меня оправдывает лай на заднем дворе дома.
– Нет, - садится она за стол, рядом со своими таблетками.
– Все они давно в лучшем мире. Со мной живут Стен, Шалли и Шарлотта, но сейчас они у сестры.
– А их фотографии есть?
– А зачем?
– удивляется она.
– Ведь они ещё живы.
Я многозначительно киваю. Ладно, у каждого свои причуды, не мне судить.
– Скажите, миссис Хьюллет вы добровольно подписались под этим иском по поводу некачественных таблеток? Вы правда почувствовали дискомфорт, когда начали их принимать?
– Может да, а может, нет, - пожимает она плечами.
– Но сестра сказала, что на эти деньги мы могли бы купить кусок земли и устроить на нём собачье кладбище.
– Простите, собачье кладбище?
– Да, а я бы ухаживала за могилками. У меня есть чудный сорт азалий как раз для таких тихих мест. Мы даже поговорили с местными властями, и нам предложили на выбор несколько уютных уголков. Если только мы найдём деньги, то смогли бы хоронить своих малышей рядом, и даже после смерти они бы не расставались.
Я с опаской вглядываюсь в фотографии. Нет, эти псины явно прожили долгую жизнь, а значит хозяйки их любили. Но мечтать о кладбище...
– Вы бы согласились приехать на слушание и дать показания, миссис Хьюллет?
– на всякий случай спрашиваю я.
– Боюсь, что мой лечащий врач вряд ли это позволит.
– Да, конечно, - поднимаюсь я.
– Ещё раз спасибо за беседу.
Она провожает меня до двери. И я называю таксисту следующий адрес.
В шикарном доме на тенистой алее дверь мне не открыли, хотя в этом богатом особняке ухоженного спального района явно кто-то был.
– Мисс, не настаивайте, - бросив на крыльце какой-то инструмент, идёт ко мне мужчина из соседнего палисадника.
– Мистер Вайлвуд не открывает незнакомым людям и без предварительной договорённости.
– Но я прилетела с ним поговорить, потому что его имя стоит в групповом иске и мне нужно уточнить кое-какие детали.
– Мне жаль, мисс. Попробуйте связаться с психоаналитиком, которого он посещает. По крайней мере, мужчина, что был до вас, поступил именно так.
– Такой высокий, с рыжей бородкой?