Феромон
Шрифт:
– Я не хотела тебе говорить, потому что для тебя это, наверняка, ничего не значит. Но ты скоро уедешь, и я подумала: а вдруг я пожалею, что не сказала...
– Вдруг для тебя это важно. Или когда-нибудь, пусть не сегодня, но будет важно...
– подхватывает он.
– Прости, я так много говорю, но это нервное. На самом деле я хотел сказать только это: Анна Ривз, я люблю тебя!
– Эйв, я...
– Чёрт! Я же должна рассмеяться ему в лицо. Откуда эти проклятые слёзы?
А он достаёт из-за спины мягкую игрушку. Господи, где он взял эту лягушку? У неё косят глаза, но она так счастливо улыбается
– Хант, - отмахиваюсь я. И отворачиваюсь, потому что сквозь смех всё равно текут эти проклятые слёзы.
– Прости меня, - обнимает он меня сзади и вручает игрушку.
– Клянусь, я побежал тогда за тобой, я тебя искал, я хотел извиниться, сказать что-нибудь в своё оправдание.
– Я пряталась под лестницей. Но ты...
– я не могу говорить, меня душат рыдания.
– Ты...
– Мне сказали, что это розыгрыш. А потом, когда я пытался тебя найти, назвали имя Роуз. Понимаешь? Роуз, - разворачивает он меня к себе.
– Я ничего не забыл, Ан. И я клянусь, что никогда не забыл бы эту родинку, - вытирает он мои слёзы, но её не было видно под слоем косметики. Не видно, понимаешь?
– Я ненавижу тебя, - прижимаюсь я к нему.
– Ненавижу, Эйвер. За то, что ты заставил меня это пережить. За это унижение. За то, что я так и не смогла тебя забыть.
– Но я тебя тоже не забыл. Хоть и не смог найти. Хоть и не узнал. И я не простил себя за тот поступок. Я повёл себя как дебил. И хоть я уже давно не тот восемнадцатилетний парень... Прости меня, Ан!.. И, кстати, я только что признался тебе в любви, а ты рассмеялась мне в лицо.
– Хочешь сказать, мы квиты?
– задираю я голову, чтобы на него посмотреть.
– Хочу сказать, что я люблю тебя, - упирается он лбом в мой лоб.
– Люблю. И для меня нет ничего важнее, чтобы ты была со мной. Мы же вместе?
– Нет, - уверенно качаю я головой, глядя прямо ему в глаза.
Вижу, как он замирает. Застывает восковой статуей Эйвера Ханта.
– Нет?
– словно не веря своим ушам, переспрашивает он.
– Но я...
– Нет, - зло откидываю я в сторону ещё зажатую в руке игрушку и делаю шаг назад.
Он качает головой, словно не может поверить, сглатывает, облизывает губы, выдыхает, отворачивается. Мучительно, с трудом, со скрипом принимает эту истину.
– Ну, как тебе?
– Херово.
– Уверен? Не хочется посмеяться?
– Ан, - снова этот тяжёлый медленный выдох куда-то в потолок.
– Чёрт! Я думал...- он засовывает руки в карманы, и вижу, как там сжимает их в кулаки.
– Прости, что...
– мучительно подбирает он слова, но, так и не найдя, что сказать, идёт к двери.
– Прости. Спокойной ночи!
– Эйв!
– окликаю я. Он останавливается, но не поворачивается.
– Я люблю тебя, Эйвер Хант!
Он разворачивается так медленно, что мне кажется: это время замедлило свой ход для нас. И смотрит так внимательно, словно ждёт, что сейчас я рассмеюсь.
– Не того мальчишку, в которого когда-то влюбилась, наглого, заносчивого, самонадеянного, а того Эйвера Ханта, которым ты
– И вот теперь мы точно квиты.
– Ну и кто ты после этого?
– разводит он руками.
– Твоё вдохновение, счастье и удача. Твоё будущее, прошлое и твоя мечта...
– Моё пасмурное небо, - подхватывает он.
– Океан и яркая тёплая осень. Всё это ты. Та, кого я люблю и, клянусь, никогда не устану любить.
– Мы не вместе, Эйв... потому что я - твоя.
– Нет, мы вместе, Ан, - обнимает он меня за талию, привлекая с себе, - потому что я - твой. Наглый, заносчивый и самонадеянный, но весь, без остатка, твой.
81. Эйвер
Оплавленные свечи. Жухлые лепестки роз. Пустые бутылки. Разбросанные вещи.
Утром всё это выглядит не так романтично, как вчера вечером. Но всё это не имеет значения. Потому что главное, что приносит с собой это утро - невероятное ощущение полноты жизни.
Правильности. Совершенства. Красоты.
И робкий солнечный свет, что проникает сквозь незашторенные окна. И плавные изгибы одеяла, что обрисовывают её фигуру. И рыжие волосы, разметавшиеся по подушке. И лёгкий сонный румянец, что украшает её нежную кожу. Всё это совершенно. Идеально. Абсолютно.
И я улыбаюсь как дурак, лёжа с ней рядом в этой тишине, потому что абсолютно, безбрежно, бесконечно счастлив. Я любим. Я люблю. Что может быть лучше?
Это чувство волной выталкивает меня с кровати, подхватывает пушинкой в водоворот жизни, и я бегу по улице к ближайшей кофейне просто потому, что не в силах усидеть на месте. Мне кажется, если я повыше подпрыгну, то взлечу. И сонные хмурые люди улыбаются, глядя на меня.
Горячий кофе. Свежая выпечка. Ставлю всё это на стол. Не хочу будить свою девочку, ведь мы уснули несколько жалких часов назад. И не могу работать, глядя, как шелковистая ткань обнимает её за талию. Зная, что под этим тонким одеялом на ней ничего нет. Буквально ощущая, как упруга, горяча со сна её кожа.
Это сильнее меня. Я сбрасываю одежду и, откинув одеяло, скольжу рукой по шелковистой ягодице. Такую податливую и сонную заставляю её немного развернуться и касаюсь языком мягких складочек, что ещё влажны и слегка припухли после ночи любви. Я раздвигаю их языком, облизываю, ласкаю, то устремляясь вглубь этого тугого бутончика, то прикасаясь к самому краешку, там, где в бархатистых лепестках прячется бугорок всех её тайных желаний.
И она раскрывается, выгибается мне навстречу. Слегка покачивается в такт моих скользящих движений. Чутко прислушиваюсь к её неровному дыханию, ловлю каждый её сдавленный стон. Я знаю, знаю, любимая, как уже хочется тебе почувствовать меня в себе. Как и мне хочется погрузиться в глубину твоего наслаждения. Но ласкать тебя губами, поглаживать, проникать языком, изнывая от желания и ощущать, как ты подрагиваешь, упруго сжимаешься в ответ, что ты доверяешь, принимаешь, открываешься, готова - дороже моих вопящих инстинктов. И я готов продолжать бесконечно, но чувствую, как требовательно, отчаянно она уже дрожит.