Феромон
Шрифт:
– Если он согласует это с Киркландом, - оглядывается она в сторону кабинета шефа, и на её щеках снова играют лукавые ямочки.
– И отправит меня куда-нибудь поближе к морю да за свой счёт... я не против.
– С Ларри проблем, я думаю, не будет, - улыбаюсь я и встаю. А не промах девчонка.
– Спасибо, Тея!
– Пока, Ан!
– выходит она меня проводить.
Вряд ли Питер Джеймс настолько уверен в своих силах, что даже не собирался использовать против Эйвера Тею. Просто она от его провокационных вопросов защищена адвокатской
И всё то время, пока еду до дома, собираю вещи и бесцельно пялюсь в окно такси по дороге до аэропорта думаю о том, как на самом деле Эйверу сложно было со всем этим жить. Как это тяжело, когда даже психотерапевт, к которому обращаешься за помощью, в результате подаёт на тебя в суд. И как это невыносимо, когда все тебя хотят, но на самом деле никто не любит.
И первое, что делаю, когда вижу его в зале аэровокзала, - целую покрепче и со всей силы прижимаю к себе.
– Неожиданно, - разглядывает он меня с удивлением, когда я разрываю объятия.
– Я даже не спросила, как прошёл суд, - игнорирую его удивление.
– Нормально, - он закидывает на плечо свою сумку, берёт мой чемодан и ещё косится на меня, протягивая свободную руку, а потом тянет к кассам.
– В самолёте расскажу.
– Как Дэвид?
– едва поспеваю я за его широким шагом. Но как же приятно чувствовать его сильную руку.
– Как герой!
– оглядывается он, всё ещё присматриваясь.
– У тебя что-то случилось?
– Нет, - невинно пожимаю плечами.
– Правда, всё хорошо. Ты Габриэле не перезванивал?
– Перезвонил, пока тебя ждал. Состояние тяжёлое, но стабильное. Врачи дают положительные прогнозы. И знаешь... то, что ты решила лететь со мной... в общем, для меня это очень важно. Спасибо, Ан!
– бросает он чемоданы у окошка кассы.
И опять это «важно». Важно, нужно, должно - как же ловко он прячется за своими безликими формулировками. Опасается раскрыться. Боится довериться. Никогда бы не подумала, что скажу это про Эйвера Ханта, но... он не уверен. Только вот во мне или в себе?
– Не за что, - протягиваю я документ.
– Надеюсь, с твоим отцом всё будет хорошо.
– А что у нас с Лейлой?
– подаёт он документы в кассу.
– Сколько ни звоню, трубку берёт кто угодно, только не она.
– В самолёте расскажу, - улыбаюсь я.
– Но, если кратко: она у нас больше не работает.
Он удивлённо приподнимает брови, но больше не задаёт вопросов.
Мой билет оформляют первым, и пока распечатывают второй, Хант бессовестным образом пялится в мой паспорт. Нагло лыбится, глядя на фотографию.
– Дай сюда, - возмущаюсь я.
– Можно подумать, ты в паспорте красавчик.
– Я всегда красавчик, - хмыкает он, продолжая рассматривать фотку.
Ох уж мне это его самомнение!
– Эйв, дай сюда, - протягиваю я руку.
– Держи,
– сверяется он со страничкой и вдруг что-то словно случается с его лицом. Оно бледнеет, вытягивается, потрясённо застывает. Словно он увидел, как минимум, призрака. Поднимает на меня ошарашенный взгляд.
– Роуз? Анна Роуз Ривз? Твоё второе имя Роуз?
76. Анна
– Эйв, ты держишь в руках мой паспорт, - совершенно не понимаю я, чем вызвана его такая странная реакция. Не сводя с меня глаз, он молча протягивает банковскую карточку кассиру.
– Роуз?
– он удивляет меня ещё сильнее, когда протягивает руку и касается пальцами родинки над губой.
– Но этого же просто не может быть.
– Вижу, анкеты сотрудников ты действительно читаешь невнимательно, - забираю я документы и буквально увожу его от кассы.
– В той серой папочке, в которую ты столько раз заглядывал, наверняка именно так и написано. Анна Роуз Ривз. Второе имя мне дали в честь бабушки. И только бабушка меня полным именем и зовёт.
И я понятия не имею, что это с ним, но настала моя очередь тянуть его за руку. Он так потрясён, что только переставляет ноги и, кажется, совсем не понимает, ни что он делает, ни куда мы идём.
– Не знаю, как ты, а я с утра ещё ничего не ела. И у нас есть, - сверяюсь я с часами, оглядывают в полупустом зале.
– В общем, достаточно времени, чтобы перекусить.
– Тогда пойдём поедим, Анна Роуз Ривз, - и судя по тому, как уверенно он подтягивает меня к себе за талию, всё же приходит в себя. А может и не совсем. Улыбается он совершенно безумно.
– У тебя какие-то проблемы с именем Роуз?
– расспрашиваю я его за столиком фуд-корта, с аппетитом поглощая отвратительный салат.
– Ну-у-у, - морщится он, явно не желая делиться.
– Подожди, я угадаю, - поднимаю я пластиковую вилку. На самом деле, я точно знаю, что он расскажет только когда захочет, и сейчас я не вытяну из него ни слова правды, но хоть позабавиться.
– Так звали твою первую девушку?
– У-у, - отрицательно качает он головой, откусывая гамбургер.
– Она разбила тебе сердце?
Он округляет глаза, но его «у-у» остаётся неизменным.
Чёрт! Что бы ещё такое придумать? И дальше в ход идут совсем уж безумные идеи.
– Так звали твою двоюродную тётю, что приезжала к вам на Рождество и нечаянно села на твоего любимого хомяка?
Он ржёт и качает головой. Но я готова нести что угодно, лишь бы видеть его таким. В этой футболке и ветровке, расслабленным, довольным и таким счастливым, что он словно светится изнутри.
И только замечая за ним небольшие странности, я вспоминаю, какой же он на самом деле необычный. Несмотря на бизнес-класс, мы идём на посадку последними, когда очереди уже нет, и никто не стоит к нам близко.