Фея придёт под новый год
Шрифт:
Нет, оскорблять в ответ я никого не собиралась, но сказала бы, наверное, что праздники портят гости, которые суют нос, куда не следовало, и хозяева, которые раскрывают всем семейные тайны. Только сказать я ничего не успела, потому что среди дам произошло лёгкое шевеление, и вперёд вышла Ванесса, решительно раздвигая пёструю, блестящую и спесивую толпу.
— А что тут происходит? — спросила дочь хозяина не менее решительно. — Почему вы здесь? Мы там решили играть в фанты, а вас, тётушка, зачем-то потянуло в кухню?
— Нам ещё играть в фанты не
— Не сердитесь, Ванесса, — мягко поддержала её Хизер де Монтальви, — ваша тётя сегодня сделала благое дело, изобличив лгунью. Мне жаль, что мы все не поверили вам на балу. Что ваш отец решил вывести в свет кухарку.
Ванесса покраснела и упорно смотрела на госпожу Хизер, даже не взглянув в мою сторону.
— Я — не лгунья, — отчеканила я, приготовившись защищаться, но госпожа де Монтальви даже бровью не повела.
— …конечно, лгунью, — продолжала она. — Мы сейчас все в этом убедились. Признаться, вы даже меня смогли провести, пустив пыль в глаза. Я тоже поверила, что вижу перед собой благородную, прекрасно воспитанную даму. Что ж, это нам всем урок не быть слишком наивными.
— Что вы такое говорите? — презрительно выпятила нижнюю губу Ванесса. — По-моему, вы бредите.
Вот это было сказано грубовато, но госпожа де Монтальви не позволила себя смутить.
— Вам что-то не нравится? — спросила она. — Разве не вы первой раскрыли нам истинное лицо обманщицы?
— Да, признаюсь, — щёки Ванессы всё ещё алели, но смотрела она уверенно, — я сделала глупость тогда, на маскараде. Но с каким же удовольствием вы подхватили мою глупость! Не ожидала от тебя, тётя, — последние слова относились к госпоже Боните, и она сразу схватилась за сердце.
— Вы всего лишь сказали правду, — сказала Хизер, словно пытаясь утешить Ванессу. — Правда — это не глупость. Не надо сердиться на вашу тётю за правду. Говорить правду — это благородно и смело.
— А папа сказал, что это — не правда, — опять встряла Черити, внимательно слушавшая взрослые разговоры. — Потому что правду не говорят, чтобы унизить другого и возвыситься самому.
— Замолчи, Черити! — на этот раз госпожа Бонита не растерялась.
— Спасибо, Черити, — перебила тётю Ванесса. — Совершенно верно. Когда под предлогом правды унижают других — это не правда. Это глупость и подлость.
Исчезли ещё несколько дам, но госпожа де Монтальви держалась с завидной стойкостью. Я решила не вмешиваться в разговор знатных дам. Хотя, признаться, Ванесса удивила меня, выступив в мою защиту.
Но Хизер не думала сдаваться.
— Бедное дитя, — сказала она, поглядев на Ванессу с жалостью, и попыталась погладить её по щеке, но девушка увернулась. — Вы так наивны и доверчивы… Мне не хотелось бы разбивать ваши чистые убеждения, но вы зря считаете вашу служанку пострадавшей стороной. Совсем недавно я своими ушами слышала, как эта особа, — тут она сделала аккуратный кивок в мою сторону, — пыталась увести у вас жениха. Прямо на рынке, при всех, безо всякого стеснения…
Казалось, покраснеть больше невозможно, но у Ванессы это получилось. Теперь она стояла пунцовая, как вишня, но глаза загорелись бойцовским задором:
— Вы ошибаетесь, — возразила она. — Сударыня Элизабет не играет чувствами мужчин и не обманывает… в отличие от вас.
— Ванесса! — взвизгнула госпожа Бонита. — Идёмте, идёмте отсюда, — замахала она руками на тех самых любопытных дам, что остались послушать, чем дело закончится. — Это ужасное место влияет на умы молодёжи! Давайте вернёмся в гостиную…
Дамы гуськом потянулись по коридору, и госпожа Хизер тоже ушла, наградив напоследок меня и Ванессу тяжелыми взглядами.
Дочь хозяина задержалась и теперь стояла на пороге кухни одна, повернувшись ко мне вполоборота. Румянец медленно сходил с её щёк.
— Спасибо, — поблагодарила я искренне. — Всё совсем не так, как говорила эта женщина, я могу объяснить…
— Я знаю, — Ванесса порывисто обернулась ко мне, и из глаз её вдруг брызнули слёзы. — Простите меня, — зашептала она скороговоркой, — и спасибо, что не сказали Этану про брошь…Он бы меня не простил… После всего что вы сделали…
Джоджо деликатно отвернулась к столу, сделав незаметный знак детям, чтобы не глазели на сестру.
Мы с Ванессой стояли друг против друга, и не знали, что сказать.
То есть, я не знала, что сказать. В такой ситуации любые слова казались фальшью.
— Уверена, что мастер Берт всё понял и простил бы вас, — сказала я, после затянувшегося молчания. — Но лучше не будем ему ничего об этом рассказывать. Мужчины меньше знают — лучше спят.
Ванесса фыркнула — но совсем не зло, и не раздражённо, и исчезла в полутьме коридора. Было слышно, как простучали каблучки по лестнице, а потом до нас донеслись звуки музыки и обрывки смеха.
— Двадцать минут уже прошли, — сказала я, как ни в чем ни бывало и вооружилась тонкой деревянной палочкой. — Проверим бисквит?
— Да! — завопили Логан и Черити, позабыв, что их просили не шуметь.
Но это совершенно не повредило торту, и бисквит был извлечен из духовки во всем великолепии — пышный, с золотистой корочкой, готовый принять в объятия сироп, сваренный из розовой воды с сахаром, с добавлением ложечки ароматного рома.
Десерт был отправлен наверх, и девушки, вернувшиеся с пустыми подносами, сообщили, что и пудинг, и бисквит были встречены с восторгом.
Я кивнула в ответ, но ничуть не обрадовалась.
Ближе к полуночи гости начали расходиться, а мы с Джоджо приготовились перемыть горы грязной посуды. Мне не хотелось встречаться ни с кем из гостей, поэтому я до последнего тянула укладывать детей. И только когда Логан уснул на полуслове, я взяла его на руки и понесла наверх. Черити шла рядом, держась за мою юбку и зевая, но сразу перестала быть сонной, когда к нам навстречу попала госпожа Хизер. Она спускалась по лестнице уже в шубе и шапке, в сопровождении горничной, и я посторонилась, чтобы пропустить их, оберегая сон Логана.