Фея придёт под новый год
Шрифт:
— Это не сон, — я положила голову ему на плечо. — И под рубашкой у меня ничего нет…
— Если вы сейчас не замолчите, я за себя не отвечаю, — пригрозил он.
— Тогда тем более не стану молчать, — я поцеловала его в шею, и почувствовала, как он содрогнулся — всем телом, и прижал меня крепче. — Но ты можешь думать, что это — сон. Если так тебе будет спокойнее.
— Спокойнее? Да вы шутница, госпожа Миэль, — засмеялся он. — Кто может остаться спокойным рядом с вами?
Мне нравилось, что он называет меня настоящим именем. Он произносил моё имя, словно напевал.
— Говори мне «ты», пожалуйста, — попросила
— Разве же я осмелюсь? — спросил он.
— Неужели ты боишься меня? Разве я такая страшная?
— А сейчас вы кокетничаете. Но вам идёт даже кокетство.
Он внёс меня в знакомую комнату, где теплилась жаровня, и на кровати лежало лоскутное одеяло.
Как эта постель отличалась от той, которая была у меня, как у графини Слейтер. И кто знал, что моя первая брачная ночь будет не на шелковых простынях, не с королем, и даже не с графом, а на лоскутном одеяле, с безродным моряком. Но оказывается, когда любишь, уже не важны ни шелка, ни розы, и важны лишь прикосновения и поцелуи любимого человека, пусть он будет хоть трижды моряком. И я вдруг осознала, что мечтала об этой постели. Не о шелковых простынях в королевском дворце, а о лоскутном одеяле, которое насквозь пропахло солью и водорослями. Я хотела оказаться здесь — в крохотной комнате на скалистом берегу, когда снаружи волнуется море, а здесь так тепло и спокойно, потому что рядом со мной тот, кто лучше всех сокровищ мира.
Тодеу поставил меня на ноги возле кровати, а сам встал позади, я ощущала его горячее и взволнованное дыхание на шее. Он положил руки мне на плечи, и я прислонилась к нему спиной, блаженно закрывая глаза.
— Там, правда, ничего нет? — Тодеу потянул завязки плаща. — Под рубашкой?..
— Осмелишься проверить? — поддразнила я его.
— Это же сон, а во сне я всегда смелый, — он обнял меня со спины, целуя в шею и поглаживая мою грудь.
Его ласки были сначала осторожными, но постепенно становились всё жарче, всё требовательнее. Я уступала им, отдавалась им, и мечтала о большем. Я чувствовала, что Тодеу с трудом сдерживает страсть — сильную и тяжелую, опасную, как море. И такую же прекрасную и притягательную.
Плащ упал на пол, а следом за ним отправилась и моя рубашка.
— Ты такая красивая… — выдохнул Тодеу, снова подхватывая меня на руки и укладывая на постель. — Я так мечтал о тебе…
— И я — о тебе…
— Но я — дольше, — не отрывая от меня взгляда, он стащил с себя куртку, рубашку, сбросил сапоги, а потом избавился от штанов.
Теперь я смогла увидеть его со всех сторон, пока он снимал с меня туфли и загасил свечи, оставив только светильник на столе.
На мгновение Тодеу заслонил собой свет, и вот уже я обнимала голого мужчину, который улегся рядом со мной.
— Если передумаешь, — шепнул он, продолжая ласки, уносившие меня с твердой земли в безбрежное серебряное море наслаждения, — то останови меня. Сам я не смогу остановиться.
— И не надо, — ответила я тоже шёпотом, отправляясь в такое же чувственное путешествие по его телу, как и он — по моему.
Я гладила выпуклые мышцы на его плечах и торсе, потом осмелела и скользнула ладонью по твердому, как доска, животу, и ниже…
— Миэль!.. — то ли вздохнул, то ли застонал Тодеу и перехватил мою руку, прижимая к себе сильнее.
Наши тела покачивались в одном ритме, и теперь серебряные волны несли нас двоих на корабле любви. Но мне уже было мало этих ласк. Я хотела большего, я хотела всё до конца.
— Не торопись, — ласково предостерёг меня Тодеу, укладывая на спину и нависая надо мной. — Просто смотри на меня.
Я смотрела ему в глаза, когда он вошёл в меня — медленно, позволяя привыкнуть к чувству наполненности, и выжидая, когда на смену боли придёт наслаждение. Но мне почти не было больно, и я нетерпеливо притянула Тодеу к себе, подаваясь вперёд и желая почувствовать его в себе как можно глубже. Я хотела отдать ему себя всю, без остатка, потому что для этого мужчины мне не жалко было потерять себя, потерять жизнь…
— Люблю… тебя… — простонал он, вонзаясь в меня всё глубже и сильнее, глубже и чаще. — И никому… не отдам…
Рокот прибоя заглушил его слова, и наши обоюдные вздохи, и стоны… И сейчас я считала себя самой счастливой женщиной на свете.
Как это прекрасно — быть счастливой…
Пусть и совсем недолго…
Когда всё закончилось, мы с Тодеу долго лежали обнявшись. Я поглаживала его по голове, перебирая пряди волос, а он уткнулся лицом мне в грудь, и его тяжелое и быстрое дыхание постепенно становилось ровным, а потом я поняла, что он уснул. Лицо у него было таким спокойным, таким счастливым, что я не смогла уйти сразу. Огромные песочные часы роняли песчинки, отсчитывая минуту за минутой, и мне надо было возвращаться, чтобы выполнить то, что было задумано, но я не могла…
Ещё немного, ещё минутку, ещё полчаса… Смотреть на него, чувствовать его рядом, вдыхать запах моря, которым были пропитаны его волосы…
Я очнулась только тогда, когда последняя песчинка упала на золотистую горку.
Прошло два часа…
Маяк!.. Он должен звонить!..
Сначала я решила разбудить Тодеу, но потом передумала. Если он проснётся, я точно не уйду незаметно. А если уйду сейчас — что будет с маяком?
Осторожно выбравшись из-под руки Тодеу, я накинула плащ и поднялась на площадку маяка. Подкинув дров в топку, я ударила в колокол, как это делал при мне Тодеу, когда я ночевала на маяке. Потом я спустилась и ещё два часа просидела рядом с хозяином, как привязанная, а потом снова поднялась на маяк, чтобы подать условный сигнал и поддержать огонь.
Всего я поднималась звонить в колокол три раза, и когда позвонила в третий раз, на востоке уже алело небо. Теперь я могла уйти безбоязненно, кораблям, проплывавшим мимо Монтроза, ничего больше не угрожало.
Надо было уйти тихо, но и этого я не смогла сделать.
Склонившись над постелью, я поцеловала Тодеу, и он проснулся, сладко потягиваясь, хотел поцеловать меня, ещё не открывая глаз, и вдруг вскочил, с ужасом посмотрев на часы.
— Не волнуйся, — успокоила я его. — Пока ты спал, за маяком присматривала я.
— Спал, будто заколдованный, — признался он, подтягивая меня к себе. — Одна волшебница пришла и лишила меня сил, воли и разума. Но я не против…
Он был не против и повторить то, что было, и я уступила ему, потому что и мне хотелось пережить всё заново — но уже медленнее, поднимаясь к вершине наслаждения не спеша, наслаждаясь каждым мгновением.
Когда мы потом лежали рядом обнаженные, уставшие и счастливые, я сказала:
— Мне пора. Уйду первой, чтобы никто не увидел.
— Ты вдруг стала такой стеснительной? — усмехнулся Тодеу. — Но никто ведь не знает, что твой муж жив.