Фея придёт под новый год
Шрифт:
Некоторое время я смотрела на кораблик, на котором гордо раздувались бумажные паруса, а потом кивнула:
— Красиво, — и снова занялась уборкой.
— Подарить? — снова спросил Эйбел.
Я опять отставила метлу и взяла корвет из рук парня. Кораблик казался невесомым. Как красиво бы он смотрелся…
— Если сходишь со мной сегодня прогуляться, то будет твой, — шепнул мне на ухо негодник Эйбел, опять заставив меня ахнуть от неожиданности и отшатнуться.
— Спасибо, оставьте себе, — сказала я сердито,
— Тебе же нравится, я вижу, — продолжал соблазнять Эйбел. — А я всего-то и прошу — прогулку. Покажу тебе Монтроз…
Он уселся на кровать, вытянув длинные ноги, и посматривал на меня игриво. Ноги, определенно, мешали уборке, а кораблик, и правда, был очень красив.
Эйбел обрадовался, когда я зажала метлу под мышкой и задумчиво уставилась на игрушку.
— Ну что, договорились? — спросил он, ухмыляясь.
— Прогулка, значит? — уточнила я.
— Только прогулка, — он поднял правую руку развернутой ладонью, будто принося клятву.
— Но только туда, куда я захочу, — поставила я условие.
— Обещаю — только куда захочешь, — повторил он, и в его исполнении фраза стала двусмысленно-пошлой.
— Тогда завтра в одиннадцать, — сказала я и протянула руку, чтобы забрать кораблик. — Дня, разумеется.
— Ну, разумеется, — Эйбел протянул игрушку мне, но в последний момент отдернул руку, резко подался вперед и поймал меня за локоть, потянув к постели.
Я не позволила и без долгих раздумий треснула его палкой метлы по голове. Не слишком сильно, но ощутимо.
— Дикарка! — хохотнул он, потирая макушку, но меня отпустил.
— Кораблик, — потребовала я.
— Забери, злюка, — он поставил кораблик мне на ладонь. — Верю тебе на слово, не обмани. Завтра в одиннадцать.
— Не обману, — заверила я, пряча игрушку в карман передника, — а теперь вам лучше погулять где-нибудь в другом месте, мастер Эйбел. Мне надо привести в порядок вашу детскую…
— Ещё и язва, — то ли укорил, то ли восхитился он, но с кровати поднялся и ушел, что-то весело напевая.
Я только фыркнула, когда он убрался с глаз. Великовозрастное дитя. Сил — как у быка, а ума — как у котёнка. И ему совершенно безразлично, кто живет на чердаке…
Закончив с уборкой в комнате мальчиков, я с некоторой опаской заглянула в кабинет господина де Синда. Я прекрасно знала, что там никого нет, потому что хозяин ушел рано утром, но всё равно с трепетом вошла туда, где ещё накануне мы с ним разговаривали… Он стоял вот здесь, а я вот здесь… И он сказал: вы смогли бы меня полюбить?..
И зачем он сказал такие глупости? Только напугал меня.
Я поправила чепчик, убрав под него выбившуюся прядку. Но пусть даже он и наговорил ерунды, даже такой глупый и черствый человек заслуживает подарка к новому году. Я достала трехмачтовый кораблик из кармана и поставила игрушку на каминную полку. Сразу стало ясно, что именно здесь игрушке самое место. Комната сразу перестала казаться пустой и безжизненной, и находиться здесь стало даже уютно. Конечно, если бы постелить ковер, повесить шторы, постелить на кровать козье покрывало…
Ой, не о том ты думаешь, Миэль!
Я быстренько подмела, протерла пыль и прошлась по и без того чистым половым доскам мокрой тряпкой. Ещё раз подошла к камину и чуть повернула кораблик, чтобы лучше были видны паруса, а потом отправилась за Логаном, чтобы вместе с ним вычистить снегом половички из кухни и прихожей. Собственно, половички были чистые, но кто же откажется от удовольствия прогуляться хотя бы вдоль фасада, когда тихо падает снег, а море шумит — будто шепчет? Я была готова разогнать мальчишек-насмешников, если они появятся, но на улице сегодня было тихо, и мы вернулись домой хоть и продрогшие, но спокойные и довольные, а на щеках у Логана появился долгожданный румянец.
День прошел в приятных и совсем не тяжелых делах — мы готовили на обед вкуснейшую рыбную запеканку с горохом, которую моя матушка смешно называла «рыбный живчик», и в ней горох был уничтожен семейством де Синд с таким аппетитом, будто я угощала их блюдами с королевского стола. Мы с Логаном и Джоджо прекрасно пообедали в кухне, а потом занялись ужином, попутно играя в простую, но такую забавную игру «угадай, кто я». Надо было загадать какое-нибудь животное и изобразить его жестами, без помощи слов и звуков.
Перемигнувшись, мы с Логаном притворялись, что никак не можем угадать, кого загадала Джоджо, и, умирая от смеха, называли собаку, мышь, зайца и всякую другую живность, пока она водила рукой перед лицом, изображая умывающуюся кошку.
Боюсь, служанка догадывалась о нашей хитрости, но ничуть не обижалась. Я то и дело ловила её взгляд, обращенный к Логану, который колол орехи, сидя за столом — Джоджо смотрела на мальчика улыбаясь, но в глазах были слёзы. Признаюсь, я и сама расчувствовалась, когда малыш первый раз засмеялся. И этот смех — сначала несмелый, робкий — показался мне звоном серебряного колокольчика. Что может быть прекраснее детского смеха?
А вот госпожа Бонита, видимо, так не считала, потому что вскоре мы услышали её возмущенный голос, а потом увидели и её саму.
— Что тут происходит? — возмутилась хозяйка, оглядев кухню. — Что вы шумите, как портовые чайки?!
Мы замерли и притихли, как воришки, застигнутые с поличным. Но ведь ничего плохого мы не делали…
— Сейчас пост, — трагично изрекла госпожа Бонита, — а вы хохочите, как черти в преисподней. Тот, кто оскорбляет время поста неприличным весельем, попадет в ад, и там посмотрим, как он будет хохотать, когда черти начнут поджаривать его на медленном огне!