Фея придёт под новый год
Шрифт:
— Но я слова не сказала, — прошептала я в ответ.
— Зато так смотрите… — он нахмурился, мотнул головой, а потом подошел к сундуку в углу комнаты и вытащил из него пару мужских носков из толстой шерсти. — Ладно, прогуляйтесь. Вот вам вместо обуви, минут десять не замерзнете, — и Десинд протянул мне носки. — Они чистые. Я их ещё не надевал. Держу на запас, мало ли что бывает ночью на маяке.
— А что может произойти ночью на маяке? — спросила я, натягивая эти носки, больше похожие на войлочные сапоги, и стараясь не обижаться на новый упрёк в брезгливости. Именно так я поняла
— Как показывает жизнь — многое, — говорил тем временем он. — Сегодня вот вы пришли, как подарок с небес.
— Так уж и подарок… — смущенно пробормотала я.
— Я бы даже сказал — как ангел, — заявил господин Тодеу. — Завернитесь в одеяло поплотнее. И держитесь за меня, чтобы ангельские крылышки вас не унесли куда-нибудь.
Пусть слова были почти насмешливыми, я с удовольствием взялась за край куртки господина Десинда. Так я и правда чувствовала себя увереннее.
Мы вышли из комнаты, и в лицо сразу дохнуло холодной сыростью, а шум моря из мурлыканья превратился в негромкое, но грозное ворчание. Потом мы начали подниматься по винтовой лестнице, потом господин Десинд толкнул какую-то дверь, и меня оглушил морской рёв.
Здесь, на самой вершине маяка, голос моря звучал особенно громко и страшно.
Посредине круглой площадки, в металлической чаше горел настоящий костер — рыжие языки пламени стелились по ветру. Три металлических пластины, отполированных до зеркального блеска, были установлены со стороны берега, усиливали свет и направляли его в море. Едва мы с господином Тодеу вышли на площадку, на нас тут же набросился ветер. Я вцепилась одной рукой в одеяло, грозившее улететь, другой ещё крепче ухватилась за куртку, но всё равно меня мотало, как вишенку на ветке.
По моему мнению, подбрасывать дрова не было необходимости — огонь ревел почти так же громко, как море. Я догадалась, что мой хозяин хотел просто сбежать от меня, чтобы не усиливать неловкость. Он подкинул в топку пару поленьев и бросил туда же большой черный камень, маслянисто блестевший на изломах.
— Что это? — спросила я, потому что раньше никогда не видела, чтобы топили камнями.
Голос мой прозвучал слишком тихо на фоне ревущего пламени и бушующего моря, и господину Тодеу пришлось наклониться ко мне, чтобы расслышать.
— Это — уголь, — ответил он. — Горит не так жарко, как поленья, но гораздо дольше.
— Удивительно… — протянула я, и Десинд снова не расслышал.
— Что? — переспросил он, наклоняясь ещё ниже.
На самом деле, удивительным было то, что его близость пугала и волновала меня сильнее, чем близость штормового моря. Я посмотрела на четко очерченные мужские губы, находившиеся на расстоянии пары дюймов от моих губ, и внезапно почувствовала слабость в коленях. Да что же это за напасть такая, глупышка Миэль?!.
Словно ища спасения, я отвернулась, и увидела наше с господином Тодеу отражение в металлических зеркалах — что-то фееричное, темное, меняющее очертание, в обрамлении огненных сполохов. Заговор демонов, да и только! Это зрелище было настолько мистическим и странным, что хотелось прижаться к кому-нибудь большому, сильному, рядом с которым некого и нечего бояться… И как-то совершенно незаметно я оказалась прижата к широкой мужской груди, а господин Десинд уже обнимал меня за плечи, укрывая от всего штормового мира…
Глава 16
Держать в объятиях самое пленительное и желанное существо в мире было тем ещё испытанием. Тодеу призывал себя к здравомыслию и сдержанности, но мысли летели в разные стороны, как чайки, и тело жило по своим законам, не подчиняясь воле хозяина. Особенно когда златокудрая соблазнительница с медовым именем сама прижалась к нему, испугавшись непонятно чего.
В какой-то миг Тодеу даже обиделся на неё — неужели, она не понимает, что делает с ним? Одно её присутствие, один взгляд, голос — всё это сводило с ума по отдельности и вкупе, а что касается прикосновений… Если бы он ещё не видел её голой… Но ведь видел. И это зрелище до сих пор стояло перед глазами — совершенное тело ослепительной белизны, и капли воды стекают по шелковистой коже… И так хотелось схватить в охапку эту богиню, словно в насмешку вырядившуюся в платье служанки, унести в свою берлогу и там зацеловать до одури, до головокружения, а потом…
— Можно подойти к краю?
Тихий нежный голос вырвал Тодеу из вихря сумасшедших мечтаний.
— К краю? — не понял он.
Графиня Слейтер подняла к нему лицо — словно приласкала, не прикасаясь, и повторила:
— Хочу посмотреть на море… Какое оно ночью и с высоты птичьего полёта?..
Нет, Тодеу решительно не понимал, почему это создание интересуется ночным морем. И почему эту блистательную даму — первую красотку королевства, так обеспокоила судьба оболтуса Эйбела. И Логана… Красивые (и не только) женщины интересуются нарядами, танцами, грезят о кавалерах и театральных представлениях… И кому придёт в голову любоваться морем ночью, с маяка? Когда сажа и копоть летают хлопьями, и когда ветер пронизывает до костей?
Но вот этой захотелось. И отказать ей Тодеу не мог. Особенно когда она смотрела на него своими удивительными глазами, и когда её губы были так близко… Нежные, сладкие даже на вид. Смешная! Поверила, что надпись на горшке — это «мёд». Нет, это было её имя — такое же красивое и звонкое, и сладкое, и нежное, как она сама. Миэль…
Её имя чуть не сорвалось с языка, но Тодеу вовремя спохватился. Нет, если она хочет строить из себя служанку, он не станет ей мешать. Иначе — кто знает? — не улетит ли эта пташка, испугавшись, что её тайна раскрыта. Поэтому вместо чувственного «Миэль» получилось неловкое мычание.
— Что? — графиня Слейтер удивлённо приподняла брови.
— М-м-море сегодня неспокойное, — нашёлся Тодеу. — Зрелище — не для глаз юной барышни.
— Но ведь здесь нам ничего не угрожает? — теперь в её голосе послышался страх.
— Нет, такие волны маяку не страшны, — успокоил её Тодеу, с удовольствием обнимая покрепче, потому что и она прижалась к нему теснее, словно ища защиты. Можно было посчитать это кокетством, но вряд ли аристократку, королевскую фаворитку заинтересовал бы безродный бывший матрос. К тому же, скупой — каким она сразу его представила.