Фея
Шрифт:
— Пожалуй, пора бы тебе прекратить звать ее Феей. Ей и без того тяжко. Она всего лишь человек. Как и ты.
— Насколько я знаю… впрочем, наверное, ты права. Я больше не буду.
— Извини, мне не хотелось на тебя рявкать. — Габи оглядела лужайку. — С пациентами примерно так, как можно было ожидать. Крис перестал вопить, но по-прежнему лежит в углу, сжавшись в комок. Валья никак не может его покормить. Рокки заперта в ее спальне. Все бухалово, насколько мне известно, полетело с моста. Впрочем, с алкашами никогда ничего нельзя знать с уверенностью. Она могла где-то припрятать. — Габи опустила лицо на ладони, словно вдруг решила отдохнуть. Но Робин заметила, как скривился ее рот и услышала сдавленный звук. Габи рыдала.
— Я заперла ее в ее же комнате, — сумела она выговорить между хриплыми всхлипами. — Поверить не могу. Никогда не думала, что до такого дойдет. Стоит ей меня увидеть, как она начинает материться. Ее уже вывернуло наизнанку. Она вся в поту и трясется. А я ничего не могу поделать. Ничем не могу ей помочь.
Робин была потрясена. И понятия не имела, что делать. Сидеть рядом с женщиной, которую уважаешь, и смотреть, как она заливается слезами… немыслимо. Она не знала, куда ей деть руки, и все перебирала и перебирала страницы манускрипта. Робин остановилась только тогда, когда поняла, что рвет их в клочья.
Потом она припомнила, как рыдала на груди у Фанфары. Там, конечно, все было по-другому. Фанфара так сказала, и Робин вскоре поняла, что это правильно. Но титанида в тот раз просто так рядом не сидела.
Тут Робин нерешительно обняла Габи за плечи. Та откликнулась — безо всякого стыда повернулась и спрятала лицо на груди у подруги.
— Все будет хорошо, — сказала Робин.
— Я так ее любила, — простонала Габи. — И до сих пор люблю. Черт возьми. Семьдесят пять лет прошло — а я все так же ее люблю.
Габи подняла голову Сирокко от подушки и приложила к запекшимся губам бокал.
— Выпей. Это поможет.
— Что это?
— Вода. Чистая, свежая. Самая лучшая на свете. Губы Сирокко белели на влажном сероватом лице. Держа ее голову, Габи чувствовала влажность ее спутанных волос. Сзади надулась шишка. Габи вспомнила, что Сирокко треснулась головой о латунную перекладину кровати.
Сирокко сперва немного глотнула, затем начала шумно хлебать.
— Эй-эй, столько сразу не надо. В последний раз ты так много не удержала.
— Но я хочу пить, Габи, — заскулила Сирокко. — Послушай, девочка, я больше не буду на тебя ругаться. И орать не буду. Прости меня за это. — В ее голос вкрались льстивые нотки. — Но послушай, сладенькая, я все-все сделаю, только бы немножко выпить. Ну, ради старой дружбы…
Габи обеими ладонями хлопнула Сирокко по щекам и прижала их, заставляя губы подруги вытянуться в трубочку. При других обстоятельствах это придало бы Сирокко комический вид. Теперь же она отпрянула, в красных глазах мелькнул испуг. Намного крупнее Габи, о драке она сейчас и не помышляла.
— Нет, — проговорила Габи. — Не сегодня. И не завтра. Я не была уверена, что смогу тебе все время отказывать, — и просто уничтожила все спиртное, что было в доме. Даже не трудись меня просить, ладно?
Слезы текли из уголков глаз Сирокко, но Габи, вглядевшись в эти глаза попристальней, с болью в душе разглядела в них толику хитринки. Значит, где-то была заначка. Но, по крайней мере, не в этой комнате. Значит, дверь надо снова закрыть.
— Ладно. Мне уже лучше. Я скоро встану на ноги, и с пьянством будет покончено. Вот увидишь.
— Ага. — Габи было отвернулась, но затем снова заставила себя посмотреть Сирокко в глаза. — Я сюда пришла не за обещаниями. По крайней мере, не за такими. Я просто хотела узнать, по-прежнему ли ты с нами. Со мной.
— В см… ах, то есть… о чем мы с тобой говорили. — Сирокко быстро оглядела комнату, словно хотела выяснить, не подслушивает ли кто. Потом вся затряслась и явно решила сесть. Габи помогла. Сирокко плотно завернулась в одеяла. Камин трещал и ревел. Температура в комнате подскочила до тридцати пяти душных градусов, но Сирокко согреться не могла.
— Я… я думала об этом, — сказала Сирокко, но Габи ни на секунду не усомнилась, что она лжет. «Сейчас у тебя на уме только одно, — подумала Габи. — Как бы раздобыть выпивку». Но это значения не имело. Просто страхи подруги теперь вышли наружу, не подверженные никакой цензуре.
— Я подумала, может, нам… может, следует еще, еще поразмыслить. В смысле, чего ради вот так, очертя голову, бросаться в бой? Все-таки важный шаг. Я… не сомневайся, я по-прежнему с тобой, но мы же не должны… не должны же мы вот так проламываться, ведь так? Чего с ними вообще разговаривать — с Реей там, с Крием, и…
— Да, двадцать лет — конечно, большая спешка, — заметила Габи.
— Ну да, конечно, конечно, но я о чем говорю… — Она явно потеряла нить, да и вообще сама не очень знала, что говорит. — Если бы мне только немного… ах да, мне этого нельзя. Я не стану просить. Я буду умницей, вот увидишь, ага? — Она улыбнулась — вяло, заискивающе.
— Значит, ты готова отступиться?
Сирокко помрачнела.
— Этого я не сказала. Разве я такое говорила? Но, Габи, ты же сама знаешь, это опасно. Мы должны отступить, не проламываться, а через какое-то время… ну и очевидно, что… — Она опять потеряла нить.
— Ладно, — сказала Габи, вставая. — Не знаю, есть ли у нас время. Может и есть. Только я заранее знала, что ты понесешь весь этот бред. Кстати, насчет времени. Сомневаюсь, что Джин намерен нам его предоставить. Он явно что-то замышлял. Не знаю что. Но начать следует сейчас — и не днем позже. Причем начать просто как поиск возможности. Подумай об этом в таком ключе.
— Не знаю, могу ли я… ну, заняться этим, не возбуждая подозрений.
— Можешь. Конечно, можешь.
— Нет. Нет. Так слишком поспешно. Я все обдумала. Погоди немного. Потом я тебе помогу.