Фиалки в марте
Шрифт:
— Эмили, я хочу тебе что-то сказать, — произнес он, пропуская мои волосы сквозь пальцы нежными, завораживающими движениями.
Я невольно выпрямилась.
— Что?
Джек обвел взглядом комнату, словно собираясь с мыслями.
— Четыре года назад я был женат. Ее звали Эллисон.
Я не сводила глаз с его лица.
— Она погибла в автокатастрофе за три дня до Рождества. Проезжала мимо рынка и позвонила по мобильному — спросить, не нужно ли мне чего-нибудь. Потом долгое время меня мучила мысль, что, если бы я попросил ее купить яблок, хлеба, бутылку вина — чего угодно! — она осталась бы жива.
— Ох, Джек, мне так жаль!
Он
— Не нужно ничего говорить. Я смирился с ее смертью. Просто подумал, что ты должна знать. Это часть меня.
Я посмотрела на каминную полку, где стояла фотография.
— Это она?
У меня сжалось сердце. Готов ли он к новым отношениям?
Джек кивнул.
— В тот день у Генри я почувствовал… Я не испытывал ничего подобного с тех пор, как…
Я стиснула его ладонь.
— Я тоже.
На следующее утро я проснулась от чьего-то взгляда. Открыв глаза, я увидела Джека.
— С добрым утром, — улыбнулся он.
Я огляделась и поняла, что нахожусь у него дома. Должно быть, заснула на его плече.
— Целую вечность смотрел бы, как ты спишь, — пробормотал он, уткнувшись носом в мою шею.
Я протерла глаза и, поцеловав его, стала лихорадочно искать взглядом часы.
— Который час?
— Половина восьмого.
Как же я забыла про Би? Нужно спешить домой, пока она не сошла с ума от беспокойства.
Джек взял свое пальто, а я — свое.
— Я тебя провожу, — сказал он, взяв меня за руку.
Я притянула его к себе.
— Не хочу уходить.
Он весело ухмыльнулся.
— Оставайся.
Впервые за долгое время я почувствовала, что мое сердце вот-вот разорвется от счастья.
Примерно через час я осторожно проскользнула в дом Би. Дверь в ее комнату была закрыта, а моя записка по-прежнему лежала на столе. Я сунула ее в карман, потом взяла ноутбук и напечатала несколько абзацев, честно говоря, весьма посредственных. Утратив интерес к работе, я с чистой совестью принялась за чтение.
«Конечно, Бобби не хотел быть обузой, но так уж вышло. День за днем я кормила его с ложечки, обтирала влажной губкой, даже помогала дойти до туалета. Однажды утром Бобби не успел меня разбудить. Все произошло слишком быстро. Он чуть не расплакался от унижения.
— Прости, пожалуйста!
— Ничего страшного. Давай-ка пойдем в ванную, помоем тебя, а потом я поменяю постельное белье.
Это мое наказание, говорила я себе, цена, которую нужно заплатить за сделанный выбор. Я заслужила каждый мучительно-тяжелый миг. Я так ничего не сказала Бобби, решила, что унесу свой грех в могилу. И хотя мое сердце по-прежнему принадлежало Эллиоту, нашей любви не было места в этой жизни.
Как-то утром я услышала по радио песню Веры Линн «Мы встретимся снова», и с тех пор меня преследовали ее слова [16] . Мы с Эллиотом должны встретиться, только вот когда? Через несколько месяцев? Лет?
Прошло несколько дней после возвращения Бобби из больницы, когда кто-то постучал в дверь. Меньше всего я ожидала увидеть Эллиота, но он собственной персоной стоял у порога нашего с Бобби дома. Я мечтала о встрече с Эллиотом, ждала каждую минуту, однако было странно и неправильно, что он пришел. Выглядел Эллиот ужасно: бледный, небритый, с тревожным бегающим взглядом.
16
Вера Линн (Vera Lynn), родилась 20.03.1917, — английская певица, дважды кавалер Ордена Британской Империи. Особую популярность получила в годы Второй мировой войны, когда вела концертную радиопрограмму BBC «Sincerely Yours», адресованную британским военнослужащим за рубежом.
— Я слышал о Бобби. Сочувствую.
— Как у тебя язык поворачивается? — воскликнула я, оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что нас не видят соседи. — После того, что ты сделал? Мы сделали?
Последние слова я прошептала. Меня обуревали эмоции — гнев, печаль, сожаление. Я понимала, что глупо обвинять Эллиота в том, что случилось с Бобби, но ничего не могла с собой сделать. Эллиот стоял понурившись.
— Зачем ты пришел? — спросила я, жалея о своих словах. На какой-то миг мне захотелось обнять его и больше не отпускать.
— Давно тебя не видел. Не выдержал.
— Эллиот, тебе нельзя сюда приходить!
Он заметно похудел и выглядел усталым. В уголках глаз появились морщинки.
— Эстер, думаешь, мне легко?
Эта мысль никогда не приходила мне в голову. Всегда казалось, что это я в ловушке, а он свободен. Я посмотрела на него, но тут из комнаты донесся голос Бобби:
— Эстер, кто там? Почтальон? Пожалуйста, передай ему письма, которые лежат рядом с кроватью.
— Это… всего лишь соседка. Сейчас приду!
Я повернулась к двери и торопливо сказала:
— Эллиот, я должна идти.
В его глазах мелькнуло отчаяние.
— Когда мы еще увидимся?
— Думаю, нам не стоит встречаться.
Как ни тяжело дались мне эти слова, еще тяжелее было видеть их действие. Казалось, они острыми ножами вонзаются в сердце Эллиота.
— Эстер, ты же не серьезно? Давай уедем. Начнем новую жизнь. Можешь взять с собой дочку, я буду любить ее как свою. Прошу тебя, скажи, что уедешь со мной!
Соседняя дверь приоткрылась, Дженис высунула голову и уставилась на нас с Эллиотом.
— Нет, Эллиот, не могу, — сказала я, смахнув слезу.
Он шагнул назад, какое-то время разглядывал мое лицо, словно запоминая напоследок, затем повернулся и ушел. Я смотрела ему вслед, пока он не скрылся из виду, и меня совершенно не тревожило, что Дженис следит за каждым моим движением.