Философия психологии. Новая методология
Шрифт:
Затем появляется единый Бог и возникает долгая история противопоставления неких «противоположностей». Целостность разделяется на мир человеческий, то есть земной, и мир божественный – небесный. Развивается сложная идеологическая система, в которой все определено и всему найдено подобающее место. Открытая система становится закрытой, ограниченной определенным набором закономерностей, выделившихся из общей массы смыслов.
Примечательно, что появление монотеизма связано с нарождающимся прагматизмом человека в отношении к миру. Когда актуальность приобретают вопросы государственности и общественной жизни, солнце рационализма оказывается в зените, а миф уходит подобно тени. Религия цементирует себя канонами и ритуалами, доктринами, защищающими ее от инакомыслия.
Но сама логика ее развития неизбежно приводит верующего к идее Богочеловека,
Сходный путь проходит и философия. Она рождается как миросозерцание, в ней поначалу нет «пружин» развития. Но отказ от мифа требует от человека осмысления реальности, формулировки мировоззренческих концептов. Постепенно на философию возлагают все большие и большие надежды, от нее ждут, что она встанет в строй и пойдет «в ногу со временем». От нее требуют результатов, и она постепенно превращается в некую обслуживающую систему, содержащую набор формальных принципов и множество закрытых систем описания мира – под разные задачи, цели и интересы. В конце концов философия, послужившая религии, присягает на верность науке, которая оказывается все более и более востребованной человеком. Мир представляется теперь «понятным» и «предсказуемым». Законы мироздания открыты, а то, что не дано в опыте, охвачено религией.
По мере того как религия и философия постепенно сдают свои позиции и плетутся в хвосте интеллектуальной и общественной жизни, продолжает рождаться масса философских систем, безуспешно претендующих на роль мировоззрения. И в этих системах теряется истинный дух философии. Не определившись с точкой обзора, многочисленные философские системы безуспешно бьются над решением вопросов, поставленных еще в предыдущие столетия. Двойственность, порожденная разведением и противопоставлением субъекта и объекта познания, оказывается в основе всех известных философских систем. Но результат скорее номинальный, нежели фактический.
Научное познание в своем развитии фактически повторяет тот же путь. Поначалу философия осваивала опыт и производила инструменты познания, используемые в науке. Однако прагматизм науки берет верх, и вот уже сама философия в попытках ассимилировать результаты научного познания становится спекулятивной. Наука, окрыленная достижениями, отвернулась от философии и пустилась в строительство собственных систем. И казалось, все уже понятно, все объяснено, лишь человек не укладывается в схему естественнонаучных закономерностей. И тут на арену выходит материализм – и философии не стало. Прагматизм человечества одержал победу. Но стало скучно, и тоска по душе опять побуждает человечество к поиску начал.
Системы рушатся. В религии наблюдается поиск путей к единению, возникает гуманистическая идея Бога, попытки синтеза целостного мировоззрения. Но религиозные первоисточники по существу являются закрытыми системами и не предполагают единения религиозного чувства с интеллектуальностью или знанием. Наука утратила свое мировоззренческое значение и превратилась в средство решения сугубо утилитарных задач для обеспечения человечества хлебом насущным.
Все изложенное наводит на мысль о какой-то изначальной ограниченности познания. И чтобы разобраться в этом, мы предпримем сейчас методологический анализ современной парадигмы познания.
Глава вторая. Анализ существующей методологии
О формах познания
Научное познание традиционно делится на «эмпирическое» и «теоретическое». И, несмотря на традиционность этого разделения, путаница происходит здесь постоянно. В переводе с греческого empeiria означает «опыт», а слово theoria – «наблюдение, рассматривание, исследование». И как ни крути, какие трактовки этим терминам ни давай – провести какую-то более или менее определенную границу между ними не представляется возможным.
Причина всех бед коренится в том, что изначально в основу этого деления не было заложено общего единого критерия (показателя), по которому это деление и могло быть осуществлено. В данной ситуации разводятся «понятийные» возможности (предполагается, что это прерогатива
Получается, что «теоретическое познание», как «наблюдение, рассматривание и исследование», вполне может претендовать на роль целостного познания. И поэтому нет ничего странного в том, что теперь «эмпиризм», несмотря на его фактическое господство (частно-множественный подход, который куда ближе эмпирическому, нежели теоретическому, лежит в основе всей современной научной и социально-культурной мысли), слово почти что ругательное. С другой стороны, и понятие «теоретического» набило у научной общественности оскомину: «Надо бы конкретики побольше, – говорят на ученых советах. – Мыслей-то у всех предостаточно». В общем, трудно не согласиться с той точкой зрения, что указанное деление давно морально устарело и потеряло всякий авторитет в области научного познания. Если попробовать представить себе суть этих двух форм научного познания, откинув при этом все существующие у нас по этому поводу предубеждения и негативные коннотации, то мы достаточно явно различим два направления, одно из которых акцентирует разнообразие частных представлений о вещах, а второе – готово, подобно искусному мозаисту, собирать эти частные представления в систему, создавая тем самым совершенно новый образ с новыми перспективами. Итак, мы полагаем, что методологически более верно говорить о частном и системном познании. Сначала попробуем разобраться, в чем, собственно, разница между частным и системным познанием, раз уж таковые имеют место быть. А разница эта, на наш взгляд, коренится в очень четкой и понятной альтернативе – суммы и системы. Именно эта пара определяет то, какой именно научный подход мы осуществляем, а также то, познанием чего мы занимаемся и что мы можем познать, эксплуатируя этот подход. Для суммы, естественно, пригодно только эмпирическое исследование, то есть частное познание (конкретный «опыт», воспринятый исследователем от познаваемого объекта), а для реализации системного познания соответственно необходима система.
Но ведь этот критерий – «сумма – система» – не может быть в строгом его понимании применен к практической деятельности и, соответственно, в прагматичной науке, поскольку в ней просто не существует несистемного познания. Никакая логика, если она не пойдет на нелогические ухищрения, не сможет доказать, что познание вещи во времени и пространстве – несистемное познание, а это, надо признать, единственное познание, которое доступно нам в науке. Так что мы, получается, уже самим фактом нашего познания обречены на системный подход в научном познании.
Любая вещь находится в отношениях с другими вещами в неограниченном множестве различных систем.
Здесь сделаем небольшое отступление и поясним, что значит в данном случае и в данном тексте вообще – «вещь». Под вещью мы понимаем все, что обрело те или иные очертания в сущем. Это все то, с чем мы сталкиваемся в своей жизни, – идея, предмет, состояние. Даже планета Земля постоянно видоизменяется – материки сходятся и расходятся, как старые друзья на вечеринке, что уж говорить о том, с чем нам приходится сталкиваться. Все суть процесс, который постоянно являет себя в том или ином качестве, состоянии, форме. И только способ нашего существования, познания, разворачивающий реальность в координатах времени, пространства, модальности и интенсивности, дает нам возможность увидеть состояние – нечто ставшее, то есть вещи.
Итак, возвращаемся к нашему разговору о формах познания и повторим: одна и та же вещь существует параллельно во множестве других систем. Возможно, конечно, что какие-то системы кажутся нам «естественными» (и словно бы и не «системами» вовсе), а какие-то, для данной конкретной вещи, «необычными». Но ведь это дела не меняет, тем более что нет и не может быть такого неоспоримого формального критерия, который бы мог абсолютно точно определить, какая из огромного множества систем является более значимой и ценной для понимания данной конкретной вещи, нежели остальные.