Философия психологии. Новая методология
Шрифт:
Равновесие исключительно иллюзорно! Даже если мы сталкиваемся с равновесием, то причину его мы должны искать не в преломлении действий (масс и энергий) рассматриваемого нами «предмета равновесия», а в более или менее случайном участии этого «предмета» в отношениях с совершенно иными вещами и иными энергиями, массами и проч. Стремясь к равновесию, мы догоняем иллюзию, а обретя «ничто», досадуем на себя, на мир, на людей.
И если мы хотя бы на миг представим себе такую ситуацию, то обязаны будем признать, что мир существует не ради самого себя, а ради чего-то – ради потусторонней цели или силы. Таким предположением мы подчиним все сущее и все в сущем тому, кто держит вожжи воздаяния, а с другой стороны, это выявит терминологическую ошибку, поскольку само по себе сущее – суть все, какой еще возможен «вседержитель»? Так что единственный реальный претендент на эту «должность» – «необходимость», но пока это ничем не оправданное допущение. И, как вытекает из приведенного выше доказательства, «необходимость» – лишь обратная сторона «случайности» (точнее, наружная, внешняя ее сторона), поскольку, когда «случайность» является абсолютным достоянием бесконечного множества
44
Речь сейчас идет исключительно о закрыто-системном познании.
«Если… – то…» – как мы любим эту пару! Она продукт нашего закрытого системного познания – она сама и есть закономерность, но о какой безусловной истинности этой закономерности можно говорить, когда предмет рассмотрения – бесконечность? А ведь все, абсолютно все – это часть, элемент системы сущего, на примере которой мы и решаем поставленную задачу. Непременно необходимо расстаться с абсолютизацией закономерностей; кроме ошибок, такое отношение к ней ничего не даст. Вспомним хотя бы мысленно поставленный Д.К. Максвеллом эксперимент. Мы, как и прежде, выбираем только один шар из бесконечного множества и прослеживаем его отношения. Вот он совершил колебательное движение, толкнул тем самым соседний шар и остановился, то есть передал всю имеющуюся у него (внешнюю) энергию. В этот ответственный момент как раз рядом с избранным нами шаром появляется Дьявол и отгораживает наш шар от всех остальных перегородкой, как бы помещает его в непроницаемый саркофаг или, того лучше, просто изымает шар из системы… И что теперь, как быть с равновесием? Нашему шару гарантирован вечный абсолютный покой, а его энергия, энергия его толчка, получается, вышла как бы из «ниоткуда». Из пустоты! О каком равновесии можно теперь говорить?
Здесь есть одно слабое место, а именно: ударяя смежные шары, наш шар, согласно третьему закону Ньютона, получает точно такой же удар. Но мы не можем посчитать этот вариант за соблюдение опровергаемого нами положения, поскольку, во-первых, здесь мы имеем только одно действие, а не два, что необходимо для феномена «воздаяния», во-вторых, мы не получим в этом случае необходимого «равного» знака согласно все тому же закону Ньютона, и в-третьих, мы получаем здесь «отдачу» только в одном аспекте – механическом, а у человека их множество – психологические, этические, эстетические и так далее. [45] Энергия способна «гулять» в принципиально отличных сферах, получая в каждой из них свои коэффициенты, и поэтому вовсе нельзя говорить ни о воздаянии, ни о соответствии – из-за элементарной невозможности соотнесения одной и той же (формально) энергии в многоукладных открытых системах мира!
45
Тут вспоминаются слова Ф.М. Достоевского, когда он устами Л.Н. Мышкина говорит, что преступность казни страшнее самого преступления, и объясняет: «Убивать за убийство несоразмерно большее наказание, чем само преступление. Убийство по приговору несоразмерно ужаснее, чем убийство разбойничье. Тот, кого убивают разбойники, режут ночью, в лесу или как-нибудь, непременно еще надеется, что спасется, до самого последнего мгновения… А тут всю эту последнюю надежду, с которой умирать в десять раз легче, отнимают наверно; тут приговор, и в том, что наверно не избежишь, вся ужасная-то мука и сидит, и сильнее этой муки нет на свете».
Подчеркнем также, что в построении своих систем закрыто-системное познание проявляет исключительную произвольность выбора «точек отсчета», «полюсов», «координат», «мерил» и так далее. К сожалению, в закрыто-системном познании нет четких и истинных ориентиров, они выбираются нами произвольно, причем мы используем для этих целей две основные стратегии: первая – оценочные суждения («добро – зло», «правильно – неправильно», «черный – белый» и т. д.), а вторая – предметные аналогии.
Как мы говорили, закономерности закрыто-системного познания вытекают из мира вещей, а вещи представляются нам в том своем качестве, той своей частью, которая может быть нами воспринята, и поэтому можно говорить об ограниченности представления форм (для нас), и нет ничего странного в том, что в связи с такой «подгонкой» всего и вся под стандартные формы совершенно не совместимые и отличные по своей сути вещи кажутся нам схожими. Вот где основа ошибок, вызванных проведением аналогий в предметной сфере.
Что касается первой стратегии, а именно оценочных суждений, то примеров ей предостаточно, а чтобы далеко не ходить, вспомним, что по сути вся антропология, по крайней мере доэкзистенциальная, ищет человека где-то на оси между зверем и ангелом. Действительно, красивая формулировка – «звери», «ангелы»… Но эти измышления не имеют под собой никакой основы, с таким же успехом можно было выбрать совершенно иную систему координат и таким образом, например, оправдать в одной системе те действия человека, которые не могут быть оправданы в другой.
Относительно предметных аналогий следует еще сказать, что здесь мы имеем дело с чистыми «ассоциациями» – сферой величайшей «случайности, неопределенности и безосновности». «Аналогия» – это сходство процессов, сходство их «сути», ассоциации же – это чисто человеческая способность видеть то, чего нет в действительности (особенно
46
Узнадзе Д.Н. Психологические исследования. – М.: Наука, 1966. C. 8, 11.
Замечательным примером тому является эксперимент, поставленный Д.Н. Узнадзе. Он заключался в том, что испытуемому предъявляли чертежи с изображением совершенно бессмысленных объектов, а к ним прилагались столь же бессмысленные «возможные» названия этих предметов (слова – «изакуж», «убериф» и так далее). Задача состояла в подборе из представленных слов – «названий» для соответствующих чертежей. Д.Н. Узнадзе пишет: «Каждый из них [чертежей] был составлен так, чтобы по возможности не вызывать ассоциативного представления какого-либо знакомого предмета». И надо сказать, что добиться этого эффекта ученому удалось, поскольку каждый отчет испытуемого начинается со слов: «С первого взгляда рисунок показался совершенно бессмысленным». Но смысл второго предложения в этих отчетах непременно был связан с такими словами: «пытался установить какую-нибудь ассоциацию». То есть, несмотря на заведомую абсурдность ситуации, человек способен установить ассоциативные (и, по его мнению, вполне «логические») связи между бессмысленными составляющими и таким образом увидеть некую систему там, где ее нет.
И не совершает ли подобным образом ошибку психотерапевт, пытаясь подыскать аналогии проблемам пациента в своей личной жизни? Эта тенденция порочна по колоссальному количеству очевидных причин, среди которых ошибочность диагностических выводов, иллюзия «понятности» пациента, стремление навязать ему совет и стиль поведения, исходя из ограниченного опыта своей личной жизни, проведение в большей мере «самопсихотерапии», нежели настоящей работы с пациентом, и кроме того, непонятно, чем в таком случае психотерапевт отличается от подружки по подъезду или от случайного собеседника в курилке? «Чтобы установить границы предположения об общечеловеческой природе, – писал по этому поводу Х.П. Рикман, – нужно совершенно определенно осознать, что у нас нет оснований переносить на других то, что мы знаем интроспективно о себе». [47]
47
Рикман Х.П. Возможна ли философская антропология? // Это человек: Антология. – М.: Высш. шк., 1995. С. 69.
И, видимо, мы вынуждены признать, что закрыто-системное познание формирует у человека представление о мнимой действительности, поскольку в силу своей специфики не способно учесть все многообразие, всю сложность, а главное – неограниченность, извечную открытость всех живых, развивающихся систем.
В рамках системного подхода описывается, правда, так называемый «принцип дополнительности», предложенный Нильсом Бором. [48] Это, казалось бы, неоспоримое завоевание системного подхода, метод, позволяющий существенно снизить вероятность ошибки в выходных данных. Но ведь этот принцип, при внимательном рассмотрении, есть не что иное, как суммирование частных данных! Это не системный, а частный подход, так что это положение также не противоречит главному выводу второй теоремы закрыто-системного познания.
48
Каган М.С. Системный подход и гуманитарное знание. – Л., 1991. С. 49–59.
Третья теорема закрытого системного познания: закрыто-системное познание всегда сопровождается проекцией имеющихся знаний в познаваемую область.
Данное положение представляется вполне очевидным и вряд ли способно вызвать серьезные возражения. Но лишь до той поры, пока дело не касается каких-то усвоенных воззрений, принятых за истину или же просто не подвергавшихся серьезному анализу.
Мы уже установили, что, каким бы образом человек ни познавал внешнее, он привносит в познаваемое свою систему опосредования, чем делает любое частное познание уже системным (можно сказать, за счет системности собственного познания как системы). В процессе познания мы фактически сами образуем систему, дополняем познаваемое до состояния системы, которая по определению есть совокупность элементов в их взаимосвязях. А коли так, когда мы познаем нечто, мы познаем уже не изначальный предмет, а то, что родилось в этой системе – познающий – познаваемое, возникшее на момент нашего познавательно акта. С другой стороны, мы имеем дело все с тем же самым информационным следом, который был и до нас. Мы лишь отформатировали, трансформировали, видоизменили его «под себя». Но это элементарное, если так можно выразиться, познание, подобным образом познает младенец.
При всяком ином человеческом познании этот информационный импульс попадает на рельефную и своеобычную почву психического аппарата, мировоззрения познающего. Видоизменяет ли это информацию от познаваемой нами вещи? Поставим вопрос иначе: это мы делаем некое заключение, навешивая на познаваемое знак, или это внешнее детерминирует определенное отражение себя в нас? Разумеется, и то и другое. С одной стороны что-то воздействует на наши органы чувств, систему восприятия, без этого ничего бы не случилось, конгруэнтность познаваемого и систем опосредования познающего необходима, но она – эта система – и создает некие ограничивающие «входные параметры». Но если бы только внешнее создавало в нас определенную систему себя, то тогда бы отношение к этой вещи у всех людей было одинаковым. Чего, как известно, не происходит.