Философская мысль Китая. От Конфуция до Мао Цзэдуна
Шрифт:
Из этого и некоторых еще изречений иногда появлялись умозаключения о том, что Конфуций лукавил. Кто-то подозревал его в неверии в бога и даже атеистических настроениях, но в силу малодушия или какой-то иной причины он воздерживался от разговоров с питомцами на религиозные темы. Так весьма примитивным методом пытались разрешить предельно сложную проблему.
В нескольких высказываниях Конфуция речь идет о Небесах как верховном божестве китайцев. На самом деле создается такое впечатление, что он чувствовал врученную ему волю Небес на исправление недугов китайского мира, а также надеялся на их помощь в выполнении им порученной миссии. Однажды, когда он в отчаянии выкрикнул фразу, будто его никто не понимает, то тут же добавил: «Зато меня понимают Небеса!»
А что же Конфуций подразумевал под
Религией того времени мало что предусматривалось с точки зрения жизни после смерти, поэтому ее приверженцев не волновал страх кары за прегрешения или воздаяние за добродетель. Конфуций, как нам известно, таких тем в своих беседах не касался. Во многих отношениях он категорически порвал с традиционной религией. В соответствии с его обычной традицией, однако, он избегал привлечения внимания своих учеников к таким отклонениям от прецедента, поэтому их иногда упускают из вида. В целом пожертвования предкам считались взаимовыгодной сделкой, в ходе которой масса предметов приносилась в жертву тем же предкам и прочим духам в расчете на получение соответствующих благословений. Конфуций такую практику осуждал. Он одобрял принесение традиционных пожертвований, но только в духе бескорыстной учтивости, как будто своим друзьям: не из-за какой-то своекорыстной выгоды, а потому что так заведено. Верил ли он в способность духов даровать благословение? Нам это знать не дано; возможно, что не верил.
Человеческие жертвоприношения имели широкое распространение до Конфуция, все еще продолжались в его время, а также на протяжении столетий после него. Конфуций их осуждал, и создается такое впечатление, будто именно благодаря его просветительской деятельности их частота явно пошла на спад.
Раньше уже отмечалось наличие в положении правителя определенного религиозного содержания. Царя назвали Сыном Небес, и так считалось, что феодалы управляли по воле помогавших им полновластных благородных предков, обитавших на небесах и следивших за судьбой своих потомков. Подобные представления служили сохранению укрепившихся в китайском обществе привилегий аристократии, так как ни один простолюдин, какими бы премудростями и талантами он ни обладал, не мог взойти на престол, не имея высокородного происхождения. Против такого традиционного представления народа Конфуций никогда не возражал. Он вообще такой темы старался не касаться. Наоборот, право на власть в стране он ставил в зависимость от нравственного облика претендента на нее, его способностей и уровня образования, безотносительно его происхождения. И он утверждал, что один из его учеников, совсем не числившийся наследником правящего дома, мог бы стать достойным преемником престола.
Притом что Конфуций располагал определенными религиозными убеждениями, он не использовал их откровенно в качестве обоснования своей философии. Здесь его позиция внешне в некоторой степени напоминала подходы современного ученого. Скорее всего, ни один ученый не осмелится утверждать, будто существование Бога можно доказать научным методом; даже богословы согласились с тем, что этого сделать нельзя. При этом редкий серьезный ученый решится говорить о неких научных доказательствах того, что Бога не существует. Ведь служители науки сосредоточиваются отнюдь не на самой природе мироздания, а на ведении конкретных опытных наблюдений и формулировании на их основе принципов, отражающих преобладающие вероятности. Не претендуя на истину в конечной инстанции, деятели науки все-таки способны помочь нам действовать практично и плодотворно.
Конфуций в своей деятельности по большому счету следовал точно такому же принципу. Он никогда не покушался на присвоение истины в последней инстанции. Он нащупывал путь к истине путем заинтересованного созерцания и тщательного анализа всего увиденного им. Он говорил о необходимости «прислушиваться ко всему доступному, сомнительное – отвергать и с надлежащей осмотрительностью обсуждать все остальное… Наблюдать все видимое, все вызывающее сомнение – отвергать и действовать осмотрительно в отношении всего прочего». Он воздержался от разговоров по поводу достижения истины в результате внезапной вспышки мистического озарения; наоборот, он категорически отрицал созерцание (медитацию) как путь к мудрости. Конфуций к тому же говорил так: «Чтобы услышать много, выбирай то, что несет благо, и стремись к нему; стремись увидеть как можно больше и запоминай все увиденное; таким манером достигается понимание всего сущего».
Следовательно, напрашивается достаточно определенный вывод о том, что при всей вероятной религиозности Конфуция он далеко не считал себя человеком, обладающим всеобъемлющими знаниями или непогрешимостью в толковании естества всего мироздания как такового. На самом деле он рассчитывал на учреждение системы представлений, способной пережить многие века, и достаточно мощной, чтобы послужить неким фундаментом, на котором можно будет обрести свободу и счастье для всего рода людского. Для этого ему приходилось заниматься поиском философских материалов, на которые он мог бы не только рассчитывать, но и, безусловно, знать о них то, что они на самом деле прочные. В качестве основы для своих воззрений он отверг теологическую догму с религиозными надеждами, а выбрал природу человека и общества, какими их видел сам.
Отличие Конфуция от всех остальных знаменитых мыслителей прошлого можно увидеть в том, что он отделил этику от метафизики. Макс Вебер писал: «В том смысле, что в конфуцианстве отсутствует какая-либо метафизика и практически любые налеты религиозных скреп, его можно считать рационалистическим явлением до такой уходящей вдаль степени, что оно заслуживает своего места на самой крайней границе того, что называется «религиозной» этикой. В то же самое время конфуцианство представляется более рациональным и здравым явлением в смысле отсутствия в нем и отрицания его проповедниками всех непрактичных критериев, чем все остальные этические системы, за исключением разве что утилитаризма И. Бентама».
В основание своей этики, как мы уже говорили, Конфуций положил природу человека и общества. А какова она – природа человека и общества? Именно так звучит ключевой вопрос. И если бы Конфуций попытался ответить на него второпях или в категоричной форме, его эмпирический подход выглядел бы не больше чем притворство. Он поступил совсем иначе. В отличие от великого конфуцианского философа IV века до н. э. по имени Мэн-цзы Конфуций воздержался от присвоения высокой оценки человеческому естеству. Не стал он дуэтом с еще одним конфуцианцем по имени Сюнь-цзы, жившим чуть позже, осуждать его и за присущие пороки. Нам предстоит увидеть, что умозаключения этих более поздних мыслителей при всей их диаметральной противоположности грешили излишними обобщениями, приведшими китайских мыслителей к известным последствиям, заслуживающим большого сожаления со стороны их авторов.
Конфуций старался держаться ближе к предмету своих исследований. Важнейшим выводом из его наблюдений за людьми можно назвать то, что все люди по своей сути ничем не отличаются. Предположим, что свою роль сыграло происхождение мудреца, воспитанного в семье, находившейся в стесненных обстоятельствах, из которых он всю жизнь стремился выбраться. К тому же он наблюдал, как люди, родившиеся со всеми наследственными претензиями на высокое положение в обществе и благородные титулы, в поведении уподоблялись зверям и олухам, тогда как находились представители их же дворянского сословия, вполне заслуживавшие уважения.