Философская мысль Китая. От Конфуция до Мао Цзэдуна
Шрифт:
К тому же он сделал незатейливое наблюдение, заключавшееся в том, что все люди жаждут счастья, каким бы разным они его себе ни представляли. Поскольку с детства Конфуцию в силу происхождения не привили никаких религиозных или философских догм с обозначением счастья или пути его достижения, как это ни печально, он полагал, что люди должны по возможности пользоваться доступными им благами. В своем окружении, однако, он наблюдал людей, по большому счету счастьем обделенных. Народные массы пребывали в нужде, иногда голодали, угнетались войной и аристократами; и даже аристократы не всегда получали большое удовольствие от своего убогого и часто сомнительного образа жизни. Отсюда возникала очевидная цель: сделать людей счастливыми. Таким образом, мы находим его определение достойного правительства, призванного принести своему народу счастье.
Так как счастье представляет собой благо, а человек в обычных для него условиях есть существо социальное,
Все-таки Конфуций считается человеком не настолько наивным, чтобы предполагать, будто простое признание всех этих принципов послужит решению людских проблем. Счастья хотят все люди, и подавляющему большинству из нас нравится видеть вокруг себя счастливых людей. Но практически все мы поступаем неблагоразумно, выбирая мелкие повседневные радости вместо большого счастья, ждущего нас в удаленном будущем. И мы обычно поступаем вразрез с интересами общества, предпочитая добиваться собственного счастья даже за счет благополучия других людей. В целях обуздания таких тенденций, а также просвещения людей и приобщения их к обществу себе подобных Конфуций совершенно определенно признавал необходимость некоторого рода всеобщего народного образования и постоянно настаивал на его внедрении. Необходимым фундаментом преуспевающего государства он считал просвещенное население. Через наказание можно на протяжении некоторого времени принуждать людей к выполнению определенной работы, но насилие может послужить всего лишь убогой и ненадежной заменой просвещения. Он говорил так: «Если руководить народом посредством законов и поддерживать порядок посредством наказаний, то хотя он и будет стараться избегать их, но у него не будет чувства стыда. Если же руководить им посредством добродетели и поддерживать в нем порядок при помощи церемоний, то у него будет чувство стыда, и он станет исправляться».
Если придерживаться такого идеала достаточно последовательно, можно будет воплотить в жизнь заветную мечту философов, проповедующих анархию и думающих, будто однажды нужда в государстве вообще отпадет. Но крайностей Конфуций никогда не допускал. Он признал необходимость толкового государства, а причинами наиболее вопиющих злоупотреблений власть предержащих в его собственные дни он называл отсутствие достойного управления им. Почему же правительство себя не оправдывало? Потому что, как считал Конфуций, те, кому поручалось управление государством, в силу склада своего характера не имели расположения к добросовестному служению в государственных ведомствах или достаточного уровня образования для такого служения. А почему? Потому что они получали свои посты в правительстве по наследству от родителей.
До нас не дошло ни одного самого лаконичного утверждения Конфуция по политической философии, но все-таки можно попытаться восстановить ее общие очертания. Очевидно, что в его представлении обязанность правительства состояла в заботе о благосостоянии и благополучии всего народа. Для этого, по мнению мудреца, правительством должны заведовать только самые одаренные люди страны. Дар государственного управления не может передаваться по наследству в силу высокого происхождения, богатства или положения в обществе. Им обладают люди с определенным складом характера и обогащенные необходимыми знаниями. Соответствующий характер и знания приобретаются надлежащим воспитанием чиновников. Образованием следует охватить максимальную массу населения, чтобы готовить к государственному управлению самых талантливых юношей. А административные функции правительства следует делегировать именно таким мужчинам вне зависимости от их происхождения.
Конфуций, однако, совсем не требовал, чтобы наследные правители покидали свои престолы. Если бы он себе такое позволил, вряд ли ему тем самым удалось хоть чего-то добиться, зато его учение власти, скорее всего, запретили бы. Наоборот, он пытался убедить наследных правителей в их предназначении «царствовать, а не править», а административные полномочия передавать сановникам, подобранным в соответствии с их пригодностью к такому делу.
Конфуций требовал от министра-мандарина самой высокой степени нравственной ответственности. Следовательно, в правительство следует приглашать того, кто может «быть преданным (честным) сановником, почитать правителей». При этом Конфуций задается таким вопросом: «Значит, он не имеет права возражать своему сюзерену?» Когда один из его учеников спросил Конфуция, как министр должен вести себя перед своим правителем, учитель ответил: «Он должен быть предельно правдивым, но, когда необходимо, должен открыто обсуждать с ним спорный вопрос». Конфуций однажды сказал правителю царства Лу, что в случае, если политика правителя ущербна, и некому при этом ему возразить, тогда такой бесхребетности достаточно, чтобы государство разрушилось само по себе.
В предложенной Конфуцием политической программе обнаруживается откровенное весьма слабое место. Правители все еще пользуются правом выбирать министров и тем самым осуществлять контроль над правительством. Но перед Конфуцием едва ли открывалась какая-либо достойная альтернатива. Народное волеизъявление оставалось неслыханным делом в Древнем Китае, и простой народ в его время в любом случае не обладал необходимым образованием и политическим опытом. Поэтому ему оставался практически единственный путь: попытаться через просвещение повлиять на молодых людей, которым предстояло стать сановниками, а по мере возможности еще и на правителей, чтобы через общественное мнение оказать воздействие в пользу назначения на самые ответственные посты в государстве наиболее компетентных мужчин.
А как же сами правители относились к такому его плану? Богатой информацией на этот счет мы не располагаем, но совершенно определенно кое-кто из них считал Конфуция человеком чудаковатым и даже опасным. Своим успехом, если только он на самом деле чего-то добился, Конфуций вроде бы обязан по большому счету одному аристократу по имени Цзи Кан-цзы. Цзи Кан-цзы возглавлял в свое время самую влиятельную семью в царстве Лу, и в таком качестве числился фактическим правителем, подавлявшим волю князя, служившего при нем всего лишь марионеткой. Считается, что он якобы организовал покушение на жизнь соперника, хотя однозначных доказательств этого не нашлось; однако совершенно определенно известно о том, что он обложил подданных непомерными поборами ради собственной роскошной жизни, развязал завоевательную войну, то есть преподал примеры всего порочного во власти, что красноречиво осуждал Конфуций. Когда этот влиятельный представитель знати соизволил обратить на Конфуция внимание, тот продолжил свои осуждения негодных правителей с прежним жаром. Практически во всех замечаниях Конфуция в адрес Цзи Кан-цзы, дошедших до нас, содержится нелицеприятное осуждение. Например, князь Цзи спросил, что ему следует делать ради искоренения воровства, Конфуций ответил: «Если бы вы, господин, не жаждали вещей, не принадлежащих вам, они бы не воровали, глядя, как вы платите за нужные вам вещи!»
Цзи Кан-цзы совсем не сердился на Конфуция, а только восхищался его храбростью. Его восхищение мудрецом не достигало крайних пределов, и он не собирался предоставлять Конфуцию желанную власть с местом в правительстве, зато он назначил нескольких его учеников на официальные должности. Он на самом деле полагал, что из них получатся достойные сановники, исходя из двух соображений. Во-первых, тогда как самим дворянам позволялись большие вольности, понятное дело, что в их собственных интересах было привлечение в исполнители поручений людей по крайней мере высоких нравственных принципов. Справедливо заметить, что Конфуций однозначно отрицал предположение о феодальной преданности индивидуума, и при этом он настаивал на верности нравственным принципам. Но тем не менее их зависимость от своих сюзеренов могла казаться тем более полной, чем у большинства наследных аристократов, заботившихся в первую голову о своих шкурных интересах, а также о благе для кланов, к которым они принадлежали. Во-вторых, Конфуций прививал своим ученикам навыки трезвого мышления, достойного поведения в различных ситуациях, в которых чиновник мог оказаться, а также знакомил их с принципами государственного управления. Его питомцы доказали своей практической деятельностью, что обучение у Конфуция позволяло им достойно выполнять обязанности сановников. Нам известно, что по крайней мере половина его учеников, упомянутых в трактате «Лунь Юй», на самом деле занимали государственные посты; кое-кто даже весьма высокие.
Но все-таки Конфуцию этого было совсем мало. Он никогда не собирался довольствоваться карьерой наставника молодежи. Свою задачу он видел в преобразовании всего мира, и оставался простым наставником до тех пор, пока не подвернулся удобный случай. Он видел себя ничуть не ниже, чем у кормила власти целого государства. Наивно, однако, было рассчитывать на то, что человеку его радикальных взглядов предоставят большую власть. Если бы он мог пойти на компромисс, тогда – возможно. Но его бескомпромиссная откровенность должна была повергать власть предержащих в дрожь об одной мысли о таком сановнике.