Философская мысль Китая. От Конфуция до Мао Цзэдуна
Шрифт:
Насколько нам известно, эта группа, включавшая Конфуция и тех, кто учился вместе с ним, послужила основой первой в китайской истории частной школы, в которой приобретали высшее образование. К сыновьям правителей и аристократов издавна приставляли наставников; а люди, предназначавшиеся на должности рядовых чиновников при дворах, обучались управлению государством у своих начальников. Такого рода обучение, как кажется, состояло по большому счету в овладении приемами, позволявшими человеку исполнять определенные традиционные функции. Конфуций, однако, занимался обучением подопечных молодых людей не просто своему ремеслу, а их просвещением в том смысле, который дается в одном из словарей: «Развитием и воспитанием умственных способностей или нравственных основ личности с точки зрения расширения кругозора, укрепления рассудка и привития дисциплины».
Просматривается определенная причина того, почему Конфуций уклонился от традиционной концепции китайского учебного заведения. Две тогдашние программы мало чем отличались, так как обе они предназначались для подготовки учеников на службу государственными чиновниками. Однако притом что по сложившимся представлениям любой чиновник должен был выступать в качестве незатейливого инструмента в руках своего правителя, воплощавшего в жизнь желания того же правителя и осуществлявшего управление привычным манером, Конфуций ждал от своих учеников динамичной роли в изменении сути порученного им правительства, в котором они могли бы занять достойное место и заставить его служить удовлетворению потребностей народа. Если они проявляли готовность сыграть такую роль, им следовало со всей очевидностью готовиться к упорному труду, воспитывая в себе такие качества, как инициатива, сила характера и ума, доведенные до высшего совершенства. Никакое простое обучение обычным приемам для достижения нужных высот не подходило.
С появлением у Конфуция убеждения в том, что любой человек может стать благородным мужем (цзюньцзы) вне зависимости от его происхождения, оно приобрело материальное выражение. Он взялся за воспитание у своих учеников черт такого мужа, и набирал их Конфуций в свою школу из высших, равно как и низших слоев общества. «В деле просвещения, – говорил он, – никаких сословных различий учитывать не стоит». О своем собственном либеральном подходе к набору учеников он сказал: «Я готов обучать своей науке всех подряд, даже тех, кто приходит ко мне пешком и предлагает мне как наставнику всего лишь мешочек вяленого мяса».
Среди его студентов числились на самом деле наряду с представителями дворянства очень бедные ученики. Конфуций представляется весьма объективным наставником; но если говорить о его каких-либо предпочтениях, то они относились к малоимущим людям. Он хвалил одного из своих учеников за его редкие способности, «хотя носил мой ученик изодранный пеньковый, подбитый ватином кафтан, но не чувствовал ни малейшего смущения среди разодетых в дорогие меха товарищей».
Обратите внимание на то, что тот же самый ученик в изодранном кафтане позже занял очень высокий государственный пост, на котором он считался очень влиятельным сановником. Причем его положение нельзя было приобрести по наследству. В этой связи следует отметить, что Конфуций воспитывал своих учеником не ради самого процесса обучения, а готовил своих питомцев для того, чтобы они вышли в мир, где им предстояло трудиться в поте лица и отстаивать его принципы. По этой причине, принимая в свою школу представителей всех сословий китайского общества без разбора, он предъявлял очень строгие требования к их умственным способностям. Он говорил: «Давай наставления только тому, кто ищет знаний, обнаружив свое невежество. Оказывай помощь только тому, кто не умеет внятно высказать свои заветные думы. Обучай только того, кто способен, узнав про один угол квадрата, представить себе остальные три».
Поскольку Конфуций взялся за воспитание из юношей скромного происхождения «благородный мужей», способных достойно вести себя во властных государственных кабинетах, причем наравне с самыми вышколенными придворными чинами, ему предстояло преподавать им уроки дворцового этикета. И он им занялся; но и в данном случае великий философ снова произвел глубокое изменение черт древнейшего государственного атрибута таким манером, что двор пережил самые серьезные последствия. В китайском языке дворцовый этикет обозначается иероглифом ли\ на европейские языки он переводится как «ритуал» или «правила пристойности». Такие варианты перевода вполне подходят для понятий, которые существовали до Конфуция, однако совершенно не отражают смысла, который он в них позже вложил.
Изначальным смыслом иероглифа ли считалось «соблюдение обрядов, например почтение к родителям»; в современном китайском языке оно все еще сохраняется. Оно получило расширенное значение и стало обозначать обряд пожертвования духам предков, а дальше охватило все виды обрядов и «обходительности», характерной для поведения тех, кто составлял придворную свиту правителя.
С этого момента Конфуций как раз и начал. Если правители со всей серьезностью относились к принесению пожертвований своим предкам, почему бы им с тем же рвением не поучаствовать в управлении собственной вотчиной? Если министры обращались друг с другом обходительно в повседневном общении при дворе, почему бы им с тем же самым вниманием не позаботиться о простом народе, составляющем становой хребет государства? Таким образом, он поведал одному из своих учеников о том, что, куда бы тот ни попал, ему следует относиться ко всем людям, с кем ему придется общаться, как будто он «принимает у себя дома дорогого гостя»; а если ему предстоит занять пост сановника правительства, то с народом следует вести дела, как будто «при исполнении обряда великого пожертвования предкам». Такое поведение вельможи на самом деле разительно отличалось от пренебрежительного отношения подавляющего большинства мандаринов к своим вассалам.
Придворный этикет в те времена, как практически во все времена и во всех странах, представлял собой тщательно продуманный, более или менее четко определенный свод утвердившихся правил. Даже кое-где в так называемом конфуцианском «Пятикнижии» мы находим точные указания по поводу безупречного поведения, в которых однозначно говорится, куда следует поместить каждый палец, если требуется взять тот или иной ритуальный предмет. Но сам Конфуций представлял смысл ли совсем иначе.
Главный смысл в нем принадлежал духу, и он презирал тех, кто верил в возможность того, будто простой показной демонстрацией дорогостоящих внешних атрибутов и усердного подражания поведению других людей они смогут исполнить ли.
Один из его учеников (Линь Фан) спросил, что считать сущностью ли. Учитель ответил: «Это важный вопрос! Обычную церемонию лучше сделать умеренной, а похоронную церемонию лучше сделать печальной» («Лунь Юй»).
Сам Конфуций признавался, что готов без малейших колебаний пойти на отступление от традиционно принятого этикета, когда такой отход можно обосновать здравым смыслом и приличным вкусом. Вместе с тем он всегда высоко почитал принятые в обществе условности.
Всю свою систему этических норм и практически всю свою философию по большому счету Конфуций откровенно создавал на основе анализа того, что представляет собой естество человека. Ему удалось избежать обеих ошибок, в которые китайские мудрецы часто впадали в связи с этим естеством. С одной стороны, он рассматривал отдельного человека в его обычной среде существования, то есть в сообществе себе подобных. С другой же стороны, отказался от взгляда на человеческое общество как некое метафизическое явление, стоявшее недостижимо выше отдельного человека, без которого этот человек вообще не может существовать.
Конфуций считал людей по сути своей существами социальными. В очень значительной степени (хотя совсем не полностью) они представляли собой производный от собственного общества продукт. При этом считал, что суть общества определяется не чем иным, как взаимодействием отдельных людей, его составляющих. Конфуций полагал, что сознание индивидуума должно в одинаковой мере отрицать для него одновременно возможность отстранения от участия его в обществе или уступки ему собственного права на личное морально-нравственное суждение. Одинаково неправильным он считал уход человека в отшельники и его «слияние с толпой». Мужчина благородной морали должен играть в своем обществе созидательную роль, и ему не место среди ничтожных его членов. Обнаружив в привычной жизни безнравственные или пагубные проявления, такой муж не просто не может с ними мириться, а обязан мобилизовать своих соплеменников на искоренение таких недостатков вплоть до изменения привычного жизненного уклада. Однако следует помнить о сдержанности и не замахиваться на глобальные перемены. Как человек разумный и коллективный он должен соизмерять очевидную разумность и пагубность сложившихся традиций.