Финал Секатора
Шрифт:
— Хватай!
После недолгих раздумий Сид присоединился ко мне на моей стороне — росту и весу в нём было почти столько же, и вскоре его папаша перестал дёргаться. Эрнесто поднёс верёвку, мы скрутили буяна и посадили на кровать, продолжая удерживать за плечи.
Некоторое время он рыпался, пытаясь освободиться, затем расплылся в беззубой улыбке и хрипло расхохотался:
— Хэ…хэ… хэ! А баря-то не промах! Не промах, да! Да и отродие дало жару. Ладно, чего хотите?
— Значит, так, — я решил перейти на «ты». — Кормить я тебя не буду. Готовь и питайся сам. Жить
— Даёт… ещё как даёт, — оскалился Василий Исидорович. — Сто пятьдесят рублей! Я им сказал — в жопу себе засуньте.
Я усмехнулся.
— Ты меня обмануть решил? Для чего? Думал, я его вымогать буду? По глазам же вижу, что ты деньги взял, потратил уже все?
Василий Исидорович смачно сплюнул на коврик.
— Тридцать рублей осталось! Такси в этой ваше Москве знаешь какие дорогие? То-то же.
— Тридцать рублей хватит на пиломатериалы, чтобы сделать рядом нормальный сарай. И кое-что из мебели купить. В течение двух недель устраиваешься на работу. Если будешь бухать по-чёрному, или попадёшься…
— Ясно, ясно. В Дом на аукцион сдашь. Что за слово такое «бухать»? — спросил Макшеин-старший.
— Накидываться, закладывать за воротник, — подсказал Сид отцу.
— Помолчи! — прикрикнул тот в ответ. — Развяжите меня! Всe, всe, трезвяк!
Переглянулись с Сидом, развязали веревку. Тот плотоядно размял кулаки.
— И чего дальше? Хочешь, чтобы я тут у вас строился?
Я кивнул:
— Обрезки и гвозди можешь брать у нас. Эрнесто поможет…
— Чтоб я этого петрика!
— Попрошу без оскорблений колониальных народностей. Он, между прочим, учитель.
— У нас тут хорошо… Абрикосы… — добавил Сид. — Арбузы будут.
Немного грустно было видеть потуги Сида наладить отношения с отцом.
Но тот замотал головой.
— А я может не хочу я под боком у барина жить! Сколько там, двадцать или десять километров надо? Вот там и буду строиться! Под Звенигородом лачужный комплекс, сотку в аренду на десять лет. Дай только пару ночей перекантоваться!
— Можешь так. Мне так проще. Но готов отрабатывать положенные восемь часов в неделю. Можешь остаться. Могу подрядить тебя охранником и разнорабочим на стройку, тогда платить буду.
— Какую такую стройку?
— Скоро. Будет тут по соседству.
Макшеин-старший почесал подбородок и прищурился.
— Сколько платишь в месяц? Полтинник дашь?
— Тридцать. За неполный рабочий день. Будешь отлынивать…
Снова этот плевок в ладонь.
— По рукам!
Вернулся, проверил переписку. Сообщение от Нинель Кирилловны было коротким, но многозначительным:
«Какая я дура! Дура!»
Ответил тоже коротко.
«Я звонилъ, чтобы сказать, что внешние обстоятельства всё равно не смогутъ намъ помешать. Я обязательно вернусь. Скоро. Жди, хорошая моя»
Ответили тоже коротко, но уже чуть менее многозначно:
«Давайте въ переписке продолжим на „вы“, мне такъ спокойнее. Я поняла, что Альбина права, я слишкомъ увлеклась и подпала
Чёрт возьми, почему же всё так сложно? С другой стороны, тут я ничего не мог поделать. Любовными делами по-прежнему заведовал мой реципиент, и именно от такого женского типажа меня пёрло настолько, что я всё ещё готов был идти до конца, не взирая на возможные препятствия.
Разумеется, до конца в определённой степени разумного, не превращаясь в безумного маньяка-сталкера, стучащегося в наглухо захлопнутую дверь. Благо, в моём случае по всем признакам такого пока ещё не было.
После скатался в офис и подписал заявление об отпуске без содержания. Отпуск заканчивался как раз в начале июля. Что ж, подумалось мне, предостаточно времени, чтобы закончить дела.
Следом пришло время ставить точки над «i» с Самирой. Алла, по счастью, ничего своей подруге не рассказала, но по моему внезапному демаршу с поездкой в Питер всё было ясно и без этого. Мне очень не хотелось делать больно девушке, которая, похоже, всe ещe испытывала ко мне чувства. Менее всего я хотел бы бросать тех, кого приручил. Но обманывать еe становилось все сложнее и сложнее. Моё сердце по всем признакам было отдано другой.
С другой стороны, с пафосом жечь мосты однозначно не входило в мои планы. Я назначил встречу в кафе и с первых минут удивился женской проницательности. Горячая темнокожая красотка была холодна, как снежная королева.
— Я думаю, что стоит дать прошение о переезде и смене конторы. Моего отца вызвали на работу в консульство в Уэле… там есть представительство Курьерской Службы, но всего один специалист в отделе особых…
— Уэле — не самая благополучная республика, Самирочка. Территориальные претензии к Конго, бриты под боком.
— Я знаю. Мне хочется подальше… чтобы забыть это все. К тому же, некоей организации там тоже не помешают свои люди. Хотя Мариам против, хочет, чтобы я осталась. Я не знаю…
Я пересел на сиденье рядом с ней, осторожно обнял.
— Ты дорога мне. И менее всего мне хотелось бы сделать тебе больно.
— Я… я не знаю, верить ли тебе. И кто ты на самом деле. В тебе смешалась рассудительность и безрассудство в какой-то жгучей пропорции… Мне иногда кажется, что ты безумен.
Я кивнул, вздохнув.
— Да. У меня знания старика, разум древней непонятной твари и гормоны, тело юноши. Сложно с этим справляться.
— Это было ошибкой — начинать встречаться с парнем моложе меня…
— Самира. Не считай ничего случившегося ошибкой. Нам было хорошо вместе. Мы спасли друг другу рассудок и ещё, возможно, не раз его спасём. Просто нам было сложно сделать друг друга счастливыми…
В общем, слово за слово — разговор пошёл более-менее в спокойном русле, а после и вовсе перешёл на отвлечённые темы. Конечно, тут следует отдать должное её рассудительности и крепости характера — большинство девушек при разговорах на подобные темы или начали бы рыдать, или скандалить, или бы просто хлопнули дверью. Как говориться, нет лучшего способа испортить отношения, чем начать их выяснять.