Финал
Шрифт:
– Это было бы здорово, - признаю я.
– Но не без определенной доли риска, - говорит мне доктор Телфэр.
– Вот почему я хочу сначала стабилизировать тебя. Нам нужно установить исходные условия, как ты знаешь.
– И сколько времени это займет?
– В идеале? По крайней мере, три месяца. Три месяца одна дозировка. А потом еще через три месяца другая. Мы будем продолжать в этом духе, пока не найдем оптимальную дозу.
– И какую же?
– спрашиваю я.
– Потому что сейчас, если у меня нет...
– я
– Это всегда равновесие, Лилли, - говорит доктор Телфэр.
– Светочувствительность - не единственный побочный эффект. Это, конечно, самое непосредственное, но не самое тревожное.
– Есть еще?
– спрашиваю я.
– Например, что, Почему вы не сказали мне раньше?
– Потому что я не хотел, чтобы ты волновалась. Стресс не способствует быстрому выздоровлению.
– Ну так расскажите сейчас!
– настаиваю я.
– Хорошо, - доктор Телфэр садится напротив меня на веранде.
Облака на небе дают мне возможность побыть снаружи. Я люблю свежий воздух.
– Наркотики, которые тебе давали в плену, очень разрушительны, очень опасны. Их механизм действия - один из самых сложных, с которыми я когда-либо сталкивался. Они оказывают воздействие на все типы различных клеточных тканей. Это не просто галлюциногены.
– На самом деле, анализируя твои мозговые волны и анализ крови...ну, я начинаю беспокоиться, Лилли, о том моменте времени, когда инъекций будет недостаточно.
Меня охватывает тревога.
– Что вы имеете в виду?
– Инъекции - это не панацея. Они не являются лекарством. Они просто маскируют симптомы. Пока, на ближайшие пару лет, этого будет достаточно. Но смотреть на вещи в долгосрочной перспективе?
– доктор вздыхает и трет глаза.
– Придет время, когда инъекции перестанут действовать.
– Когда?
– шепчу я.
– По самым скромным подсчетам? Десять, пятнадцать лет. Я не хочу, чтобы осознание этого омрачало твою жизнь. Это не неизбежность, Лилли. Я работаю над тем, чтобы придумать более постоянное лекарство.
– Вы можете это сделать?
– спрашиваю я.
Он торжественно кивает.
– Думаю, что смогу. Но это произойдет не сразу. Я осознаю метаболический путь, который должен пройти антинаркотический препарат, чтобы предоставить его тебе. Есть несколько многообещающих возможностей…
– Так давайте сделаем это!
– перебиваю я.
– Я не могу...я не могу жить, зная, что видения могут повториться. Я не могу жить в постоянном страхе того что то, что я вижу, нереально.
Он протягивает руку и берет меня за руку. Его хватка холодная по сравнению с Джереми. Я не чувствую, как по моей руке пробегает чудесная дрожь.
– Тебе не нужно этого бояться, Лилли, - говорит он.
– По крайней мере не долго. Я просто хотел, чтобы ты знала о возможности этого в будущем. Хотя бы сейчас, хотя?
Он смотрит мне в глаза.
– На данный момент отучить тебя от инъекций, насколько это возможно - лучшая контрмера. Это даст нам, тебе, больше времени.
– Хорошо, - выдыхаю я.
– Хорошо, я могу это сделать.
– Ничто из того, через что ты проходишь, не дается тебе легко, Лилли, - говорит доктор Телфэр.
– Ни один из моих пациентов не прошел через то, что пришлось пережить тебе. Ты поразила меня своей храбростью. Это больше, чем просто прикрытие. Думаю, теперь я могу понять силу, которую, по словам моего брата, он видит в тебе.
Он касается моего плеча.
– Если кто-то и может пройти через это, если кто-то может преодолеть это, то это ты.
– Спасибо, - отвечаю я.
Он кивает, улыбается и снова уходит.
Мое выздоровление идет медленно. Однако по мере того, как дни превращаются в недели, я могу с уверенностью сказать, что прогресс налицо. Мне больше не нужно спать четырнадцать часов. Я не чувствую себя как зомби, когда просыпаюсь. Примерно через три недели мое либидо начинает возвращаться. Мы с Джереми используем все преимущества.
Мы начинаем трахаться как животные...как только просыпаемся, в промежутке между завтраком и осмотром доктора Телфэра. Днем, на улице, в угасающем свете солнца. В саду. На траве. По ночам в великолепных ванных комнатах, которых в этом доме немало.
Я начинаю по-настоящему любить это место. Так спокойно. Мирно. Тихо. Это похоже на сон. Мои опасения по поводу того, что Джереми станет беспокойным без каких-либо возможностей для его интеллекта, без Стоунхарт Индастриз, беспочвенны. Он проявляет большой интерес ко всему, что делает со мной его брат. Вскоре он уже профессионально говорит о таких вещах, что кажется, будто он закончил медицинскую школу.
Бывают моменты, когда мне приходится оставить Джереми с братом, поскольку они вовлекаются в жаркие дискуссии о моем здоровье. Я живу этим. Так что у меня нет большого желания присоединяться к ним. Я начала читать. Мне нравится успокаивающая музыка. Я слушаю краутрок и другие эклектичные звуки. Иногда я просто сижу на свежем воздухе и ничего не делаю, радуясь, что осталась жива. В один из таких вечеров ко мне приходит Джереми. Вечернее небо окрашено в темно-красный. Теплый воздух. Вечер кажется идеальным.
– Вина?
– предлагает он.
– Мне казалось, твой брат сказал, что мне нельзя пить, - отвечаю я.
– Сегодня особый случай.
Джереми протягивает мне бокал.
– Сегодня месяц как я вернул тебя.
Я склоняю голову набок.
– Неужели прошло так много времени? Такое чувство..., - я начинаю зевать и потягиваться, довольная и так удобно. - ...такое чувство, что я только что приехала.
– Один месяц. Первый в нашей жизни.
Джереми садится рядом и кладет руку мне на плечо. Я прижимаюсь ближе.