Финикс
Шрифт:
Приемный покой Центральной больницы Финикса. Медсестра с типичным тягучим восточнотехасским выговором участливо спросила меня, что я делаю «в этих краях».
Я ответил, что приехал в Финикс на гонки «Гран-при».
— А, это то старое шоу? — сказала она. — В прошлом году на эту гонку никто не пришел. Слышь, кажется, неделю спустя после этого здесь были бега страусов? — Она произнесла это с особым оттенком, так, чтобы я понял, к чему она клонит. — И на эти чертовы бега пришло гораздо больше народу — не к чему тратить деньги и смотреть на эти битые иностранные машины.
На этой неделе в Финиксе всех людей можно было поделить на два сорта: тех, кто интересовались гонками, и тех, кого это абсолютно
Большинство жителей Финикса воспринимало состязания на «Гран-при» Международного чемпионата «Формулы-1» примерно так же, как если бы в зал для карточной игры влетела муха, — с чувством некоторого раздражения, но и только.
Гонка «Гран-при» проходила в деловой части Финикса, и некоторые улицы были полностью блокированы.
В одном из зданий по улице, где проходила трасса, помещался морг. Появился даже анекдот: «Когда мимо морга с ревом промчался гоночный автомобиль, один покойник вскочил и сел, вытаращив глаза.
— Что это такое, черт побери?
— Это машина „Формулы-1“, — объяснил служитель морга.
— А, только и всего, — сказал покойник и вновь улегся».
«Формула-1» раскинула в Финиксе свой табор стоимостью в миллиард долларов. Многие из ее участников — владельцы команд, гонщики, механики, физики, спонсоры и прочая публика — были такими же чужаками, как участники любой устраиваемой в городе ярмарки. Некоторые из них читали местные газеты и знали, что здесь взорвалась машина с репортером, но это нисколько не волновало их, они об этом совсем не задумывались. «Такова Америка, — было их резюме. — Тут постоянно взрывают репортеров». И сразу переходили к другому: «Скажите, за какое время прошел дистанцию Мэнселл?»
И я нисколько их не виню. Финикс — это не их город. Их места обитания — залы аэровокзалов с их вечной суматохой, рестораны с меню на разных языках, ремонтные мастерские с высокотехнологическим оборудованием, аэродинамические установки в сельских районах Англии, Италии, Франции.
Такова человеческая натура, размышлял я, глядя на безмятежно голубое небо и пустынные, залитые ярким солнцем улицы. Вид лужицы крови, подтекающей из-под двери соседа, вызывает у вас дрожь в коленях. А вот если в другой стране зарубили топором человека — вас это мало взволнует. Вы больше станете переживать за воробушка со сломанным крылом на лужайке перед вашим домом.
Барнс еще не умер. Он лежал в реанимации, в палате рядом с той, где раньше лежал я, и куда доносился рев гоночных машин. Ему оторвало взрывом ноги выше колен, одну руку по локоть и размозжило заднюю часть головы. И даже теперь, спустя неделю после взрыва, никто не мог решиться сказать ему, что он вряд ли выживет. Ему ампутировали обе ноги выше колен, другую руку, начав с пальцев. В тканях его тела обнаружилось столько обрывков внутренней обивки автомобиля, осколков стекла, пластмассы, хрома, стали и крупинок краски, что хирургам приходилось ампутировать еще и еще, чтобы остановить гангрену, которая неумолимо распространялась все дальше. Мне хотелось сказать ему, как я огорчен тем, что случилось с ним. Мой обед может подождать. Я хотел сказать ему, что за те десять минут нашей встречи он мне очень понравился. Но по сравнению с тем ужасом, который с ним приключился, все это теперь казалось таким незначительным.
Барнс стал фигурой национального значения. Каждый вечер передавались сообщения о его состоянии, в коридорах больницы толпились репортеры, ожидая неизбежного.
В «Финикс сан» сообщалось, что более сотни журналистов в стране были заняты «делом Барнса». А полиция Финикса, говорилось в газете, направила для расследования преступления более ста пятидесяти своих сотрудников. Справедливость должна восторжествовать. Но о какой справедливости может идти речь, когда у человека отняли руки и ноги, когда погашен его разум и затухает жизнь.
Я видел Барнса лежащим на больничной койке, но лучше бы я не видел этого. Меня не допустили в палату реанимации, я смог только вместе с другими журналистами наблюдать его в смотровое окошко. Я увидел множество бинтов и трубок вместо того, что еще недавно было человеком. А о том, как выглядит забинтованная и в паутине резиновых трубок культя ампутированной ноги, мне, право, совсем не хочется рассказывать.
Один из хирургов сказал мне, что Барнс вначале был в состоянии поднять палец, чтобы показать, что он знает о присутствии врача, но не более того. Это просто чудо, сказал он, что он вообще до сих пор еще жив. Барнс всегда был бойцом, и теперь, уходя из этого мира, он продолжал бороться.
Обстановка в прохладных и тихих помещениях больницы Финикса, где постоянно сновали утомленные врачи и сестры с хмурыми лицами, как небо от земли отличалась от того, что творилось на автодроме, где шла подготовка к гонке «Гран-при».
Вполне можно было подумать, что в это время в пятницу в десять часов утра улицы Финикса совершенно опустели именно потому, что весь город собрался здесь, где команды готовились к сенсационной гонке «Формулы-1» «„Гран-при“ Соединенных Штатов».
Автодрому в Финиксе я бы присудил первый приз как самому худшему для гонок «Формулы-1». В Монако тоже очень плохой автодром, но там это можно объяснить недостатком места, и поэтому в Монако прощаются все накладки в организации гонок (если бы это не прощалось, то там вообще не было бы гонок). А кроме того, сама страна настолько мала, что для того, чтобы расширить место для гонок, пришлось бы занять часть территории Франции. Мехико еще хуже, но Мексика настолько бедная и голодная страна, что ухабы и грязь на дорогах воспринимаешь как нечто естественное. У Финикса нет всех этих смягчающих обстоятельств. Его нельзя назвать маленьким городом, двадцать миль вдоль и столько же поперек, он совсем не беден, но этого никак нельзя сказать, взглянув на потрескавшееся покрытие дорожки, которую здесь именуют треком.
Но не падайте духом. Типичный гонщик — существо, умеющее приспосабливаться… Он эффектен, богат и порою знаменит.
Тренировочная гоночная дорожка Финикса представляла собой узкую бетонную полосу, по одну ее сторону располагались вагончики для команд, по другую — металлическая ограда, за которой стояли машины.
Что касается вагончиков для гонщиков, они явно оставляли желать лучшего, большая часть команды привыкла к просторным — длиной в сорок пять футов, обитым и хорошо оснащенным передвижным «помещениям для приема гостей», где водители обычно отдыхают, принимают своих спонсоров и избранных представителей печати. Здесь, в Финиксе, не нашлось места даже для традиционного для «Формулы-1» грандиозного красочного парада, замененного скромным торжеством.
Поэтому гонщики не прятались по своим апартаментам, как они это обычно делают в большинстве гонок, а прогуливались взад-вперед по узкой бетонной дорожке. Был март месяц, воздух был довольно прохладный, но солнце палило, как в Хартуме.
Вон трехкратный чемпион мира Джекки Стюарт в сшитом на заказ полотняном спортивном пиджаке цвета лимонного щербета, в серых фланелевых брюках «Данхилл» и в ботинках ручной работы фирмы «Лобб». Он энергично пробирается сквозь толпу, глядя орлиным оком, весело улыбается и сыплет остротами. Иногда он останавливается, чтобы выслушать рассказ о том, каким способом какой-то журналист сбросил вес, и о том, как кто-то другой собирается поехать с ним, Джекки, на ежегодный охотничий сезон в Глениглс.