Финская руна
Шрифт:
«Твою мать! НКВД!!!» — высверкнуло у Славки в голове, когда они не останавливаясь проехали мимо поста с тремя людьми в фуражках самого узнаваемого фасона, с голубым околышком.
— Да меня десять минут назад они же и проверили! — радостно поделился Родион, на невысказанный вопрос, при этом старательно натянуто улыбаясь по-голливудски во все «сорок четыре зуба». — Чо им я?! Ну, давай адрес!
— Давай на Лиговку, там есть квартира у знакомого, — пустил осторожно пробный шар Слава.
Родион заглотнул наживку и тут же выдал целую гору вопросов, которых бы хватило на пять листов
«Двадцать два километра отчуждения», — внезапно вспомнил Слава сведения о советской приграничной полосе у финской границы, мысли которого перескочили с одной темы на другую. — «Из населенных пунктов только военные городки, все гражданские жители отселены…»
Дикое отчаяние придало хронопопаданцу жизненных сил.
Далее Викторов действовал так, будто всю сознательную жизнь профессионально занимался нелегальной деятельностью и привык запросто обводить вокруг пальца зубров контрразведки. Нащупав какую-то железку, которая видимо служила одним из инструментов, что водители обычно хранили в кабине, он дождался глубокого ухаба, на этой разбитой лесной дороге, благо их находилось в избытке, а Родион вел машину не особо притормаживая. За полсекунды до очередной колдобины он указал пальцем в боковое окно водителя и громко сказал, перекрывая рокот двигателя:
— Смотри, атомные грибы!
После того, как водитель непроизвольно отвернул голову в сторону этой небывальщины, а машину в этот момент подбросило, Слава с силой ударил железкой по голове контрразведчика в личине сельского шофера. И с перепугу убил бы, но сильно размахнуться помешала теснота кабины. Не теряя времени, Викторов выкинул из машины безвольное тело водителя и сам сел за руль, тут же дав по газам.
Глава четвертая. СОБИРАТЕЛЬ ДРЕВНИХ РУН
Через полчаса бешеной езды на грани жизни и смерти Викторов снизил скорость стального коня. Еще через некоторое время остановился и принялся копаться внутри кабины в поисках любой сменной одежды. В результате экспресс-обыска обнаружил замасленную спецовку и грязные, в паре мест порванные штаны неопределенного фасона. Но настоящим бриллиантом оказались корочки сотрудника НКВД. На фотографии удостоверения, в звании старшего сержанта красовался Родион, который оказался вовсе и никакой не Родион, а Константин Федорович Свинцов.
— Твою мать! Мать вашу! Да как меня вычислили?! — чуть в голос не заорал Славка на весь лес. — Председатель,
Требовалось исчезнуть, причем так, чтобы все концы оборвать разом. У него, кроме документов на военнослужащего, имелись еще и гражданские, на тоже лицо, с теми же ФИО. Такая странность — зачем нелегалу-диверсанту двойной комплект документов, на одну и ту же фамилию, заставила Викторова ненадолго задуматься, но ничего кроме соображения, о том, что финская разведка невысокого мнения об агентах РОВС, так и то, что эта служба явно серьезно недооценивала аналитические способности сотрудников НКВД.
Переодевшись в грязную, но абсолютно гражданскую одежду, Слава закопал в лесу и пометил горкой из четырех булыжников схрон с порванной и измазанной в болотной грязи военной формой. Корочки старшего сержанта зашвырнул на торпеду в открытом виде к окну, чтобы сразу бросались в глаза.
«Темп! Надо держать темп!» — почему-то всплыло в сознании наставление учителя по самбо, на занятия которого в институтском спорткружке Слава ходил с интересом, но не очень часто. Тренер ставил его на тренировках в пару с какой-нибудь девчонкой, за что получал иногда от Славы бутылку хорошего коньяка, в случае если знакомство на татами переходило в нечто более приятное…
Наш хронодиверсант резвой рысью добежал по дороге до какой-то деревни и буквально вломился в первую попавшуюся избу, не дожидаясь приглашения. Зная деревенские нюансы, когда все всегда видят и все обо всем знают, что не мудрено в обществе в котором зомбоящик заменяет затянутое бычьем пузырем окошко. В таких условиях сам бог велел как можно меньше светиться на улице, поэтому он и пошел на неподготовленный штурм крайнего дома. Нежданного гостя, видно приняв за новую ипостась татарина, или в версии для этих мест — кровожадного шведа, чуть не встретил кочергой в лоб единственный обитатель — еле ходячий, но от этого не менее боевитый дед.
— Дедок! Всю одежду измазал, в город не могу показаться — уволят. Дай хоть что-то! Деньги есть, не вор, куплю! — взмолился Слава перед дедушкой, удачно отбив кочергу древком стоящей при входе метлы. — Я кричу-кричу, ты не слышишь. — Добавил Викторов с трудом парируя пиратский выпад в промежность. — Одежду продай, старый хрыч!
— Сукин кот! — взвыл Славка, когда вроде бы промахнувшийся дед, потянул кочергу на себя, зацепив противника за ногу, а раскаленный уголок его оружия прожег штаны попаданца. Викторов рухнул на пол, заорав благим матом от дикой боли.
— Либераст старый! Мутант п…ий — выдал он на полную катушку пожилому человеку, сопроводив слова качественной переливчатой руладой в более привычных выражениях.
— Ась?! А шо я? — тут уже испугался дед. Видимо, он по вбитой советской властью привычке, уже просто опасался новых непонятных слов этого постоянно фонтанирующего извержениями перлов новояза. Кулак было, затем нэп, белополяк, белофинн, теперь вот это.
— Х..я! Одежду дай! Испортил ты мне штаны! — насел на собеседника Слава. Даже боль от ожога не могла сбить его с пути. Викторов стремительно эволюционировал от офисного раздолбая до матерого хронодиверсанта.