Фиолетовый гном
Шрифт:
8
Да, все случилось как раз после той командировки, когда он вместе со Шварцманом вернулся с Мальты, помнил Серега.
Хозяин летал на каменные острова просто так, развеяться на неделю-другую. Развеялся Шварцман до остекления, выпал в осадок и засох кучкой. А ему говорили, предупреждали, между прочим, что при тамошней сорокоградусной жаре не стоит кидаться в море, взбодрив себя напитками не меньшей крепости…
Не внял. И лег на больничную койку почти трупом, заработав сердечный приступ. Но выкарабкался. Безбожно дорогие и безукоризненно стерильные местные врачи говорили на правильном английском и все понимали как папа с мамой.
Пациент был отправлен домой огурец огурцом: весь зеленый и в пупырышках. По лицу и шее Хозяина пошли какие-то лиловые пятна, но, как ни странно, признаки жизни он периодически подавал. В самолете Шварцман все порывался накатить водки или хотя бы хряпнуть пивка для рывка, а сопровождающие лица мягко его отговаривали.
Понимая их правоту, подкрепленную авторитетом импортно-валютных врачей, Шварцман давал себя уговорить на апельсиновый сок, но ненавидел его всеми фибрами, скрипел зубами, косил глазом и комментировал всеобщую заботу свиты нецензурными выражениями.
В Москву прилетит – тут его не удержишь, дома, при своих карманных врачах, он, похоже, всерьез разгуляется, есть настроение, догадывался Серега. Был у Шварцмана один любимый доктор, профессор-физиолог, кстати, который всерьез утверждал, что алкоголизм лечить не нужно, потому что бесполезно все это. Кодирования-зашивания – никакой пользы от них, кроме вреда для психики. Алкоголизм, мол, заболевание генетическое, подготовленное для потомков всей историей цивилизации, тысячелетиями много и жадно пьющей. И, значит, остается только ввести его в рамки и жить с этим, как с врожденным дефектом, который просто не нужно выставлять напоказ.
Очень Хозяину нравилась профессорская теория, особенно с собственным конструктивным добавлением, что рамки – понятие растяжимое, для кого-то рамки – две рюмки и бутерброд на прицепе, а для кого-то – зюзя с поросячьим хрюком…
С Мальты они вылетели рано, в столице были уже к полудню. Отвезли домой обалдевшего от клинического отдыха Шварцмана, потом шофер Ванечка подбросил Серегу до дома.
Москва тоже встретила немалой жарой, перегретым асфальтом и вездесущими автомобильными выхлопами. На Мальте как будто даже прохладнее казалось, решил Серега, там погоду делает морской бриз.
Когда прилетаешь домой издалека, через моря-океаны – это, вообще, странное состояние, давно заметил он. Может быть, все дело в скорости? Слишком быстро перемещаемся по земному шарику. Тело уже прилетело, уже здесь, а душа все еще там. Не успевает. Да и куда ей, душе, торопится? Она, бессмертная, существует в других временных категориях и в гораздо более обширных пространствах… Да, когда дома никто не ждет, когда пустая квартира встречает залежавшейся пылью и тишиной, странности сверхзвукового перемещения упираются в некую философскую категорию вселенского одиночества. Острова в океане, редкие планеты в холодном космосе, одинокие звезды в черной пустоте вакуума… Все и каждый одинок в этом мире, повсюду – редкие комочки материи в бесконечном океане вселенной…
Бесконечном? В детстве он никак не мог понять бесконечность. Потом даже перестал пытаться. В самом этом слове «бесконечность» есть уже что-то трагическое. Или страшное? Лучше и не пытаться понять…
Эту теорию глобального космического одиночества Серега запил завалявшейся в холодильнике банкой пива и улегся на тахте перед телевизором, часто щелкая кнопками каналов и выключая звук на рекламных роликах.
Телевизор вызывал только раздражение. Такое было настроение. Рефлексия, как сказала бы его б. супруга. Двухметровый телохранитель с чугунными плечами 56-го размера сидит и рефлексирует в кулачок…
Ну и ладно! Так мир устроен. От начала и до конца – пустота. Вакуум. В сущности, даже любовь – всего лишь попытка не быть одному в этой жизни, где все одиноки, – когда-то, на втором пузыре, вывели они с Жекой такую формулу…
Умом понимаешь. Но все равно всякий раз вляпываешься, словно впервые. Теперь вот Светланка…
И Таня, которую вдруг стало жалко, как обиженного в раздражении котенка…
Совсем он запутался, закружился между бабами, одиночество получается – не протолкнуться, как в очереди перед прилавком.
Если б хоть Светланка была в Москве… Хотя бы увиделись… Но та укатила в Швейцарию кататься на горных лыжах в какой-то студенческой компании золотой молодежи. Куда мы попали и где наша шляпа…
Саша Федотов позвонил ему под вечер. Дома загораешь? Отлично, кстати! Как раз хочу с тобой встретиться. Разговор к тебе есть, Серега… Нет, не телефонный… Нет, тянуть не стоит. Напомни свой адрес, я подъеду к дому, заедем куда-нибудь, посидим.
Почему бы не посидеть? Разговор есть разговор, его надо разговаривать, согласился он. Серега даже заинтересовался такой таинственностью…
Саша Федотов вел свой джип «Мерседес» так же уверенно, как он все делал в жизни. Быстро, резко и четко, как автомат, всех обгонял, но никого не подставлял и не подрезал. Он вообще хорошо водил, до кремлевских профессионалов не дотягивал, но на среднего гонщика вполне тянул. Серега обычно ездил потише. Москва все-таки, столица техногенных придурков и автомобильного беспредела.
Из-за периода отпусков привычные пробки практически рассосались. Они быстро приехали почти в центр города, в ресторан «Якорь» на набережной Москвы-реки. Небольшой ресторанчик, с улицы почти незаметный, без яркой вывески. Но уютный. Безукоризненная накрахмаленность, ненавязчивая музыка, приглушенные тона дорогого темного дерева. Цены, должно быть, соответствующие, вскользь подумал Серега. Впрочем, он давно перестал обращать внимание на цены. Первое время это нравилось, потом привык. Действительно перестал обращать внимание.
Серега никогда раньше не был в этом ресторане.
Сашу Федотова здесь явно знали. Метрдотель поздоровался с ним, как со своим. Они сели за столик у затонированного окна, откуда были видны гранитные парапеты набережной, за которыми плескалась мутная коричневая вода реки. Прямо под окном проезжали машины, неслышные за полной звукоизоляцией. Кондиционированный воздух был свеж и прохладен.
Саша Федотов спросил у официанта бутылку сухого вина и пару фруктовых салатиков. Пока ждали заказ, они молча курили. У Сереги было впечатление, что Саша Федотов просто мнется, не зная, как приступить. Это настораживало, нерешительность – не в его характере…