Фиолетовый снег
Шрифт:
– Однако! – против воли вырвалось у меня.
– Светлана Васильевна! – Ваня вошел в класс. – Позвольте представить вам моего отца – Александра Ивановича Бортникова.
– Можно войти? – улыбнулся мужчина.
– Конечно входите, раз уж вошли. – махнула я рукой в сторону столов и стульев.
– Вы… - начали мы все трое одновременно и рассмеялись.
– Слово даме! – Тепло посмотрел на меня Бортников - старший, садясь на стул и положив рядом свою флейту.
– Вы чудесно играли, Вы – музыкант? – поинтересовалась я, доставая из косметички лосьон для снятия грима.
– Нет, любитель. – коротко ответил Александр.
– Мой отец – главврач нового военного госпиталя, ведущий хирург! – гордо поведал его сын.
– Иван. – Одернул укоризненно отец.-
– Еще на гитаре и аккордеоне! – не утерпел Иван.
– Родственная душа, значит? – спросила я, смывая с глаз подводку и тени.
– Вы красиво поете. Не только голосом, но и душой. И я старался, как мог, Вам соответствовать. Надеюсь, у меня получилось?
– Вы напрашиваетесь на комплимент? – удивленно вскинула я отмытую бровь.
– Серьезно интересуюсь. – Внимательно посмотрел на меня Бортников-старший.
– Вы, конечно, меня извините, - вклинился в наш зашедший в тупик разговор Ваня, - но мне необходимо вас покинуть. Народ развлекается без моего присмотра. Сами понимаете…
– Иди, Ваня, конечно. Повеселись хорошенько.
– А вы к нам спуститесь? – он внимательно взглянул на меня и на отца.
– Нет, извини, но я устала. Поеду домой.
– Светлана Васильевна! – вдруг подскочил Иван ко мне, – Вы – потрясающая женщина!
– неожиданно нагнулся, положил руки на мои плечи и поцеловал меня в только что отмытую щеку.
Я рассмеялась, отец нахмурил брови. Ваня пулей вылетел за дверь.
– До свидания в Новом году! – услышала перекатывающийся эхом голос.
Я наконец привела в порядок лицо, сняла пирсинг, надела сережки и цепочку. Достала из косметички обручальное кольцо. Повертела в руках и опустила на палец. Посмотрела на молчащего мужчину. Ему на вид было лет сорок - сорок пять. Высокий, как заметила я раньше, выше Вани, он был каким-то более светлым. В смысле цвета. Практически белые волосы ежиком стояли на голове. Светло-коричневые брови и такого же цвета ресницы. Пронзительные прозрачные глаза. Одинаковые с сыном даже их выражением. Узкое лицо с длинным прямым носом. Упрямый подбородок с немного выпяченной нижней губой. Морщины у глаз. Похоже, когда он смеется, они лучиками разбегаются к вискам. Стройная подтянутая фигура военного, и длинные нервные пальцы музыканта. Или хирурга. И еще у отца и сына одинаково завораживающий голос. В госпитале, возможно, в него влюблены все женщины, от врачей до нянечек? Мой нетрезвый и наадреналининый мозг снова куда-то понесло. Все. Домой! К мужу!
Я покидала в сумку косметичку, платье, туфли и зимние сапоги. Ничего, накину пальто, а до машины и в сценических ботинках дойду. И поеду потихонечку-потихонечку. Чтоб гаишники не отловили.
Я посмотрела на Бортникова-отца. Он, слегка сгорбившись, тихо сидел на стуле, положив руки на свою флейту. И был очень и очень одиноким. Потерянным в этом огромном и заполненном людьми мире. Я плюхнула сумку обратно на пол. Он вздрогнул и поднял на меня глаза: - Извините, задумался. Волшебный вечер кончился. Пойдемте, я провожу Вас! – встал он со стула. Я, наоборот, откинулась на своем:
– I`m reaching out for a soul, that`s kind of lost in the dark… ( обращаюсь к душе, что потеряна в темноте – сл. из песни Scorpions)
– Так заметно? – спокойно отозвался он.
– Заметно. Иван у Вас – замечательный парень и я в его взгляде вижу боль. Такую же, как и у Вас. Понимаете, - я подалась вперед,- сначала никак не могла понять, чем так цепляют его глаза. Цветом? Да, они необыкновенные. Но меня этим не удивишь. За годы работы в школе повидала много разноцветных глаз: и голубых, и зеленых, и серобуромалиновых. Потом поняла. Они притягивают своей глубиной. А эта глубина появляется только тогда, когда человек пережил личную тяжелую драму. И не сломался. Сделал выводы и начал жить дальше. Вы посмотрите, за ним идет вся школа. И ученики, и учителя.
– Вы тоже?
– Да. – Обезоруживающе улыбнулась я.
– Спасибо.
Я подошла к нему и села рядом.
– Александр Иванович! Посмотрите, пожалуйста, на меня! – мягко попросила его и притянула обратно к стулу. Он сел и посмотрел на меня.
– Что Вы видите в моих глазах? – спокойно спросила его.
– Синеву осеннего неба. Человека, умеющего радоваться наперекор всему. Сильную и красивую женщину. – Он засмеялся. – Это психологический тренинг?
– Вы в них не видите себя. – Грустно подвела я итог. – А это очень плохо. Where are you?
Он провел рукой по лбу и волосам: - Наверно, остался там, где-то далеко в прошлом…
– Вы очень нужны Вашему сыну. Он беспокоится за Вас. Что же такое произошло, что мальчик так рано повзрослел?
– Вы хотите услышать исповедь незнакомого мужчины?
– Вы – Ванин отец. А Ваня для меня слишком много значит.
– Хорошо. – Он пожал плечами. – Наверное, Вы правы. Но Вас будут искать?
– Ничего, учителя и без меня выпьют. А муж знает, что у нас школьный вечер.
– Не переживает, что задерживаетесь?
Я подумала и ответила: - Нет.
Он неспеша погладил пальцами инструмент.
– Мы были молоды и счастливы. – Начал он свой рассказ. – Танюша училась вместе со мной в медицинском. На последнем курсе мы расписались. После окончания она устроилась работать в поликлинику на Васильевском острове. Мы оба из Питера. – пояснил он. – Меня пригласили в интернатуру крупного военного госпиталя. Работа была интересной и я согласился. Но было одно но… Мне присвоили звание. Я стал военным хирургом. Еще несколько лет, и я защитил степень. Танюшка родила Ванечку. Он очень похож на нее.
– Только глаза папины… - прошептала я.
– Да, глаза мои. – Улыбнулся Бортников. – Ване было три года, когда меня послали в командировку на Кавказ. Хоть официально военные действия к этому времени там не велись, но боевики партизанили регулярно, внезапно появляясь то с территории Дагестана, то Грузии, или Кабардино-Балкарии, нападая на наших военных и мирных жителей. Там, куда меня направили, был большой госпиталь. И большая хирургическая практика. Мы, русские специалисты-медики, жили не в городе, а при больнице. И идти к месту работы недалеко, и безопасно в плане жизни. Нас охраняли. Командировка была длинная, на полгода. Моя Танюшка решила, что если в телевизионных новостях все спокойно, значит, волноваться не о чем, и сюрпризом прилетела ко мне вместе с маленьким Ванюшкой. – Мужчина закрыл лицо руками. – В тот день было ясно и солнечно. В нашем военном городке все было тихо и мирно. Таня решила с утра сходить на рынок, порадовать меня домашней стряпней. Ваня остался с соседкой. Я работал. Примерно часов в одиннадцать с северной стороны городка начался прорыв боевиков. Снаряды, осколки летали повсюду. Наши военные их вскоре выбили, и к нам начали поступать раненые. Военные и гражданские. В числе последних я увидел свою жену. У нее было тяжелое ранение в голову. Я помогал нашему нейрохирургу во время операции. Она выжила, но в сознание не приходила. По семейным обстоятельствам, раньше срока, я с ней и сыном вернулся в Питер. Я показывал ее лучшим специалистам. В коме она пролежала два месяца. Потом пришла в себя. Но мозговая деятельность целиком к ней не вернулась. К тому же она больше не могла ходить. Знаете, она стала как растение. Ничего не видела, хотя глаза был открыты, ничего не слышала. Когда ее укладывали спать, она напевала колыбельную песенку, которую пела маленькому Ванечке: Придет серенький волчок… - Бортников сглотнул ком в горле.
– Но больше ни о чем не говорила. Я, мои родители, ее родители поочередно дежурили у постели больной. Малыш засыпал только рядом с ней. И, уже сонного, мы перекладывали его на свою кроватку. Ваня рос и помогал ухаживать за мамой. Он кормил ее. Знаете, с тех пор у него любимое блюдо – манная каша. Он упросил меня отдать его в музыкальную школу. Хотел играть маме песенки. И, знаете, в шесть лет он сносно играл на маленькой флейте. Когда пошел в школу, старался учиться на одни пятерки. Он приносил маме дневник и показывал ей. Я сам слышал, как он обещал выучиться и помочь справиться с ее болезнью. Но Таня угасала. Медленно. Сначала она перестала садиться в кресло. Лежала, глядя открытыми глазами в потолок. А перед своим днем рождения закрыла их навсегда. Она не мучилась. Просто ушла от нас. Вот, наверное, тогда глаза сына стали глубокими. Он дал на могиле матери слово быть лучшим. Стать врачом и спасать людей. Вот и вся наша семейная история. – Поднял на меня глаза Александр Иванович.