Фиолетовый снег
Шрифт:
– Он затмит всех чемпионов,
Футболист – “Игнат Семенов”- кричали хором второклашки.
– Знает лучше всех науки
Всем помочь всегда готова
Ходит в школу не от скуки
Наша - “Таня Кулакова”- угадали первачки.
Узнаю стиль Инги Михайловны. Мы с ней пришли работать в один год, она – к малышам, я – к большим. Коля продолжал важно читать своим размеренным басом:
– Он в классе втором. И сидит тихо-тихо.
Спокойный и добрый - “Антон Шелепихин”- опять заорали дружные второклассники.
Все слушали и умилялись, хлопали в ладоши, а я признавала свое поражение. Я тоже была без ума от нашего самого лучшего ученика Вани Бортникова. В этом году и малыши счастливее, и
Когда закончился детский утренник, елку оттащили в уголочек, малышей отправили в буфет, а бригада под руководством Бориса Игнатьевича начала крепить декорации к спектаклю “Двенадцать месяцев”. По шепоткам, ходящим среди ребят и преподавателей, намечалось нечто замечательное. Посмотрим.
Через час в зале уже стояли сидения и нас пригласили занять свои места.
Конечно, в нашей стране каждый ребенок и взрослый знает содержание этой новогодней сказки. Что ж, посмотрим, сумеют ли удивить нашу искушенную публику артисты.
Занавес раздвинулся и на сцене мы увидели стоящую посередине, как бы деля эту сцену надвое, стенку избушки. На заднике была нарисована настоящая зимняя деревня, и даже дым шел из труб! С одной стороны стенки все задрапировано белым полотном – это снег, догадалась я, с другой стороны, то есть, в избушке, стоял стол, за ним на стуле сидела полная Буркова в махровом цветастом халате, а напротив – Данилова из 8-б и мазала ногти красным лаком. По залу плыл резкий запах ацетона. Из динамиков доносилась какая-то песенка Нюши.
– И вот, скажи на милость, где ходит до сих пор твоя сестра? – положила свой бюст на стол Буркова, по сценарию – мачеха. – Печка не топлена, гуси не кормлены… Хорошо, в том году в заграничном отеле халат прихватила, а то б озноб да трясучка прохватила!
– Маменька, - ответила Данилова – дочка, - вы из-за границы лучше бы мужа привезли, было б кому дрова порубить! А то сестра цельный день гуляет-гуляет, веток едва на одну растопку хватает!
С другой стороны сцены, где снег, к избушке подошла на лыжах Мартынова, из моего седьмого. За плечами лыжницы был большой рюкзак, из которого торчали три хворостины. Она сняла лыжи и бухнула кулаком в стенку избы. Та затряслась, народ захихикал.
– Матушка, Аннушка! Ваша Катя пришла, вам сучков принесла! – она вошла внутрь избушки, причем рюкзак попытался застрять, и отряхнула со свитера “снег”. Вокруг полетели маленькие белые перышки.
– Где ты, Катюша, была? Опять в курятнике спала?
– Да нет же, маменька, это снег такой, новогодний. Там, - она показала пальцем на потолок, - произошла реакция кристаллизации, а так как в это время я проходила рядом с курятником, - падчерица похлопала глазами и развела руками, - то и снег выпал соответствующий.
Ну а дальше понеслось: падчерицу отправили в лес за цветами для принцессы, где она встретилась с двенадцатью месяцами. Сцена выглядела так: все было задрапировано белой тканью, вокруг стояли маленькие елочки под серебряным дождиком. На заднике плечом к плечу стояли могучие ели. Посередине лежали попиленные сучья. Внутри них работал вентилятор с привязанными к решетке красными и оранжевыми ленточками разной длины. Он громко гудел. Малыши засмеялись. Из-за кулис под бодрую маршевую музыку к костру выходили двенадцать месяцев. Декабрь – наш Дед Мороз Тищенко, был одет в роскошную песцовую шубу, доходящую ему до колен, красно-белый шарф “Спартака”, на котором так и было написано, красную Дед-Морозовскую шапку с бородой, тренировочные штаны с лампасами и валенки. Он гордо нес перед собой длинную сучковатую палку, навершие которой обмотали ватой. За ним шел Январь, мальчик из девятого класса, тоже с бородой и шапкой Санта-Клауса, одетый в норковую шубу тоже длиной до колена. Интересно, чьи мамы так неосмотрительно пожертвовали своими шубами? Валенок Январю, видимо не нашли, поэтому он щеголял в трениках и кедах. Февраль отличался смуглявостью, черной щетиной на щеках и подпоясанной ремнем телогрейкой.
Весенние месяцы выглядели более-менее прилично: мелкие пацанята из шестого класса в курточках, брючках и ботиночках. Зато летние поражали воображение истинным разнообразием: июнь – девятиклассник Федюнин, был выряжен в резиновые сапоги, маскировочные штаны и куртку-непромокайку. На его голове красовалась прорезиненная кепка рыбака. Почему-то в руках он держал тяпку. Учительницы с задних рядов тихо захихикали, наверное, вспомнилось что-то до боли в пояснице знакомое? Июль. Да, Вова Селиванов был действительно красивым мальчиком. В пляжных шлепках, рубахе-гавайке и шортах, продолжением которых являлись стройные, но очень волосатые ноги, он сразил наповал всех девочек от восьмого класса и старше. А когда, растянув губы в улыбке и, постреливая в публику глазами, он прикусил заушничек от дымчатых солнечных очков, и призывно взмахнул длинными черными ресницами, я услышала отчетливый скрип стульев, на которых ерзали девочки, силясь получше разглядеть образчик подростковой привлекательности. Августом был восьмиклассник Коля Савоськин, двумя руками прижимающий к животу корзину с одинокой поганкой, которую позаимствовали из кабинета ботаники. Остальные муляжи растащили на сувениры еще задолго до этого. На поганку не польстился никто. Сентябрем оказалась девочка Таня Морозова. В руках у нее были колоски, выдранные из гербария в том же кабинете. “Остальное с голодухи съела?”- раздался комментарий из передних рядов, - “говорят, в этом году урожай плохой, видишь, похудела, бедная!” Хохот раздавался отовсюду. А Таня и в самом деле была высокой и худощавой. Она обвела партер безумным взглядом сильно накрашенных глаз и прошипела: - Колобок, колобок, иди сюда, я тебя съем! – и щелкнула зубами. Впереди дети стонали и сползали со стульев.
Октябрем и ноябрем были братья близнецы Волошины из 6-а. Оба были краснощекими, упитанными мальчиками с искрой в глазах и статусом первых шалопаев на все шестые классы. Один из них держал зонтик над головой, второй был в плаще. Когда тот, что с плащом, повернулся лицом к зрителям, и откинул его полу, мы увидели длинный деревянный меч на его бедре.
– Это из какой же сказки? – изумилась завуч, сидящая рядом со мной.
– Это, возможно, Дарт Вейдер из Звездных войн? – ткнула я пальцем в небо достаточно громко. Народ опять заржал.
Декабрь громко стукнул посохом по сцене. Разогретая публика откомментировала: - Пол не продырявь, провалишься!
Тищенко нахмурил длинные ватные брови и громко сказал: - Гори-гори ясно, чтобы не погасло!
– Пожарных вызвать? – отозвался зал.
– Глянь на небо, птички летят, колокольчики звенят! – продолжил он.
– В костре конопля! – авторитетно заявил мальчишеский голос в середине рядов.
– Уже пробовал? – не выдержали нервы Тищенко. – Поймаю, уши надеру!
Тут на сцену выкатилась падчерица-Мартынова на лыжах и с корзиной. Слезы и сопли вытирали все.
– Ой, мальчики! – расплылась она в улыбке.
– Почто не сидится дома девице? Почто гуляешь одна по лесу, красавица? – спросил Декабрь.
– Так, это… Мачеха за цветами послала. Иду, иду, а Голландии все нету! – зал хрюкал.
– А зачем тебе, девица, в Амстердам? Посмотри, какие у нас хлопцы горячие!
– Ой, а этот, - она палкой ткнула в сторону Июля,- уже бледненький и холодный!
– Да, не подумал, срываясь с Пхукета, жары что тропической здесь уже нету! – Декабрь дунул, и Июль, махая замерзшими крылышками, отправился чартером обратно в Тайланд, то есть, за кулисы.