Фиолетовый снег
Шрифт:
– Кузнецов! – обратилась я к свергнутому с пьедестала фавориту, - Неправильные глаголы надо заучивать. Все три формы. А так, все более-менее. – Ободряюще улыбнулась ему, и раздала всем листочки с моими пометками. Когда я начала урок, Бортников демонстративно достал из сумки какую-то книгу и, положив на стол, начал читать. Все начали переглядываться. Я хлопнула ладонью по столу: - Либо внимательно меня слушаем, либо самостоятельное изучение материала. В конце урока проверочная работа.- Все подравнялись и посмотрели на меня. Кроме Бортникова. Душа Петровой не выдержала первой: - А
– Параграф первый, прочитать. Упражнение 2. Сделать. – металлическим голосом отозвалась я и подошла к парню. Все уткнулись в учебники.
– Что читаем? – спокойно спросила его. Он мило показал ровные зубы и протянул мне книгу: - Вы, Светлана Васильевна, сами прошлый раз сказали, что меня Вам учить нечему. Я решил самообразовываться.
Я взяла том и открыла заголовок: Guy de Maupassant “Clair de Lune”. Книга была на французском.
– Не знала, Бортников, что вы любите Мопассана. Обычно его читают девушки. – Вернула я книгу ему.
– А Вы, Светлана Васильевна, не любите? – светлые глаза спокойно смотрели на меня, лишь где-то глубоко внутри их невообразимой прозрачности плясал маленький и нахальный чертенок. – Или не понимаете по-французски?
– Бортников, - я нежно посмотрела на него, - sit u ne veux pas faire, tu peux partir de la class. Nous nous retrouverons sur les examens. ( Если ты не хочешь заниматься, можешь уйти из класса. Встретимся на экзаменах.- фр.) – повернулась я к нему спиной. “Два - один”, - подпрыгнула маленькая девочка внутри. Бортников закрыл книгу и начал делать задание.
Дальше все пошло как по маслу. Я спрашивала, мне отвечали. Напоследок, перед звонком, еще раз пробежала по сегодняшней теме урока и задала на дом. Прозвенел долгожданный звонок, я выдохнула, а мальчики и девочки, переговариваясь, потянулись на математику. Следующим у меня был 7-б, в котором был лидером лентяй и оторва Степанов, и посему преподаваемые педагогами дисциплины у них не считались обязательными не только к запоминанию, но иногда даже и к прослушиванию. Поэтому учительский коллектив в этом классе боролся за каждого, кто хотел и не боялся учиться.
Я достала материал и, разложив на столе самостоятельные работы, крепко задумалась.
– Светлана Васильевна! – неожиданно окликнул меня мягкий и вкрадчивый баритон, от которого по телу поползли мурашки. “ Ну что еще?!” - застонала внутри душа.
– Ты что-то здесь забыл, Бортников? – произнесла я вслух.
– Я просто хотел задать один маленький, но важный для меня вопрос, - начал он, подойдя ко мне сбоку, и опершись на спинку моего стула рукой. Я встала. Ненавижу, когда надо мной нависают!
– Задавай, - грустно сказала я, глядя на него снизу вверх.
– А почему Вы не ведете французский?
– Его нет в школьных часах. – сказала я, а про себя подумала: “Плохо знаю. Надо бы подтянуть”.
– А частные уроки даете?
– Бортников, звонок на урок. У вас сейчас математика. У меня – другой класс! – семиклассники входили и садились, удивленно поглядывая на зависшего рядом со мной кумира местной молодежи.
– Мы же еще поговорим об этом? – спросил он, разворачиваясь к двери.
“Два- два”- уныло
– Мамедова, тебе еще рано думать о частных уроках, - задумалась я. Класс заржал. Получилось двусмысленно.
Когда вечером, вместо того, чтобы заняться с мужем репетиторством, я открыла учебник французского, то поняла, что жизнь перестала сверкать праздником, и начинаются трудовые будни.
Школа, с появлением в этих стенах господина Бортникова, стояла на ушах каждый день. Ваня с ребятами и классным руководителем ездили в на родину великого поэта. Ваня достал билеты на концерт… Придешь утром в учительскую, сразу вываливают последние новости: Бортников выиграл городскую олимпиаду по химии. Я упорно учила французский. Сумасшествие какое-то! Даже наш бесценный и неподражаемый Владимир Леонидович рассказывал на ушко Анне Петровне не очередной анекдот фривольного содержания, а о том, как замечательно Бортников разбирается в его предмете. У меня же с ним продолжались мелкие стычки и затяжная позиционная война с переменным успехом.
Я шла перекусить в буфет на большой перемене, когда ко мне подлетела красавица Дроздова. Вид у нее был возбужденный и одновременно испуганный.
– Светлана Васильевна! Там, - она махнула рукой в сторону гаражей, - Кузнецов с Тищенко и Терентьевым пошли Ваню бить!
– Глупости какие-то, - не поверила я.
– Да! Ваня сказал про Вас, что Вы чересчур много на себя берете и считаете себя выше всех, а Костька сказал, что Вы умная, грамотная и красивая, и не ему судить! И вообще мы с Вами всю жизнь учимся, а Вы всегда были объективны! – выпалила она на одном дыханье.
Я резко затормозила. Приехала, голубушка. Ученики дерутся из-за учительницы… Позор какой! Не отмоешься. Хотя причиной этому уязвленное самолюбие самовлюбленного юнца, но говорить-то будут не о причинах, а о следствии. А там и до выговора недалеко! Мой Бог!
– Куда, говоришь, пошли? – переспросила ее.
– За гаражи!
– Дроздова, найди нашего физрука, позови Ольгу Александровну, и бегом туда. Только чтобы тихо!
– Да, Светлана Васильевна! Уже бегу, - она ланью, вернее, северным оленем, пронеслась через толпу учеников, сметая со своего пути не успевших отпрыгнуть в сторону. Я оделась и спокойно вышла на улицу, стараясь не привлекать внимания охранника. Хотелось бы обойтись без скандала.
За задворками школы есть одно злачное место – гаражный самострой восьмидесятых годов прошлого века. Туда наши самостоятельные, взрослеющие с каждым годом ученики обычно ходят курить на большой перемене. Там же обычно происходит и выяснение отношений между группировками и отдельными личностями. Неторопливо выйдя из подъезда, за воротами я сразу перешла на бег рысцой. Зато к гаражам я подкрадывалась чуть ли не на цыпочках. Вдруг Дроздова соврала, или ей померещилось? Они здесь курят, а я вылетаю! Комедия. Прижавшись к стеночке, я аккуратно заглянула за угол. Стоят, голубчики. Разговаривают. Костик Кузнецов кричит, Бортников слушает.