Фирма
Шрифт:
— Я могла бы зарабатывать больше.
— Ты так думаешь? А что же мешает?
— Размаху у него нет. Он же один пашет.
— Один?
— Ну да. Ему все не охватить. Вот с вами сделали одну песню, классно же получилось!
— Это мы послушаем, — заметил Толстиков.
— Да супер, чего там думать! Я как профессионал говорю, это лучшая песня на диске, — сказал Боян. — Хит будет номер раз. Можно сразу клипешник делать. Еще один. Чисто на эту песню.
— Да? — Толстиков перевел взгляд с Бояна на Ренату.
— Ну, сделаем клип, а твой продюсер нам его тормознет.
— А
— У тебя же с ним контракт, так или нет? На эксклюзив?
— Ну и что?
— Как это — что? Он вложил деньги, потребует неустойку.
— Ну, я не знаю тогда. Он меня не устраивает.
— Тут, Рената, дело серьезное. Устраивает, не устраивает, деваться некуда.
— Слушайте. А насчет клипа вы серьезно?
— Да, — кивнул Толстиков. — Для нас это по деньгам вполне доступно. И если песня нам понравится, то имеет смысл ее раскручивать отдельно. Только вот проблема с твоим продюсером…
— Так надо ее решать! — выкрикнула Рената. — Он у меня на шее сидит, сука, кровь из меня пьет. Я сейчас на гастроли ездила больная… Простудилась. Давай, говорю, перенесем. Он отвечает — никак нельзя. Шоу маст гоу он, типа. Тоже мне, большой босс… А заработали — с гулькин этот самый. Вообще, я давно хочу его послать. Если я упрусь — что он мне сделает? Он же меня петь не заставит? Я скажу — не буду петь, и все. Пусть сам поет. Или — принимай мои условия. Тогда выйду на сцену.
— Слушай, Рената. Не будем ходить вокруг да около. То, что ты сейчас сказала, — детский лепет. Ты уж извини меня за прямоту. У нас к тебе есть предложение. Мы, то есть «ВВВ», хотели бы с тобой работать. На долгосрочном контракте. Лет на пять, можно больше. Только пусть у тебя будет фора. Надоест с нами — уйдешь. А то впишемся на десять лет, а потом переругаемся через год. И каторгу тянуть до конца контракта. Надо нам это? Нет, не надо. Так как ты?
— А что у вас за условия? Хотите работать, а что вы мне даете?
— Что даем? Во-первых, расклад концертов на полгода вперед. Ты сможешь планировать свои дела. Даем зарубежные гастроли: Европа, Америка, Израиль. Даем делать по альбому в год. Ты же с Портновым на роялти сидишь? По звукозаписи?
— Ну, допустим.
— Вот. А мы тебе сразу платим аванс… Потом вычитаем его из твоих роялти, и остаток ты получаешь уже по продаже.
— А каков размер аванса, если не секрет? И еще меня интересуют гонорары за концерты. Это как бы те вещи, с которых я хотела бы начать переговоры. Но фиксированное расписание — это класс. А то Портнов мне за неделю сообщает — мол, едем на месяц по Сибири…
— Сейчас многие группы так живут. Времена нынче тяжелые.
— Эту песню мы слыхали. Так что с деньгами?
— С деньгами все просто. Ты работаешь со своей группой, за концерт получаешь пятерку. Делишь с музыкантами сама.
— Нет. Это не пойдет. Пусть будет администратор…
— Администратор, естественно, будет. А как же?
— Вот он пусть и платит музыкантам. Я скажу, сколько и кому. Из этой пятерки, разумеется.
— Хорошо. Дальше что?
— Дальше меня интересует размер аванса, я же сказала.
Толстиков
— Понимаешь, Рената…
— Ага, вот, началось. «Понимаешь, Рената…» «Видишь ли, Юрий…» Ну-ну.
— Ты не дослушала, — терпеливо сказал Толстиков. — Дослушай, пожалуйста.
— Я вся внимание.
— В наших условиях я не могу тебе дать фиксированную сумму аванса. Это зависит от ситуации на рынке и — извини, мы деловые люди, так что будем говорить прямо — от твоей популярности в данный конкретный момент. Короче говоря, дело обстоит так. Если ты даешь альбом в течение ближайших месяца-полутора, аванс семьдесят штук. В две выплаты. Одна — по подписании контракта. Вторая — по сдаче мастер-тейпа. Дальше на каждый конкретный альбом будем обсуждать отдельно.
— Так-так-так…
— Ну и, соответственно, мы обеспечиваем рекламную кампанию, — добивал Толстиков, увидев, что при словах «семьдесят штук» оборона Ренаты, и так, в общем, иллюзорная, дала вполне видимую трещину. — Настоящую кампанию, широкомасштабную. С клипами, с радио, с телевизионными ток-шоу, с прессой, с плакатами, календарями, футболками, в общем, по-взрослому, как сейчас говорят.
— Ага. Ну что же… Значит, когда мы подписываем бумагу и получаем денежки?
— Когда ты решишь свои проблемы с Портновым. Если, конечно, тебя устраивают наши условия.
— Проблемы с Портновым? — спросила Рената и улыбнулась — Проблемы, говорите, с Портновым?
Рената взяла свой мобильник, потыкала пальцем в кнопки.
Боян и Толстиков, храня молчание, наблюдали за действиями суперзвезды.
— Алё, — сказала Рената. — Портнов? Это я. Слушай, Портнов, обстоятельства изменились. Как? Так, что я с тобой больше не работаю. Извини, старый, все было классно, я тебя люблю. Но работать больше не буду. Это последнее слово. Заходи на чаек. Пока, родной.
Девушка отключила телефон.
— Вот, говорят, провинция, — сказала она, задумчиво покачав головой. — А у вас в Москве может кто-нибудь так проблемы решать? То-то. Учитесь. Все, Илья Ильич, то есть, извини, просто Илья. Поехали за денежкой?
— Хоть одна хорошая новость за сегодняшний день, — сказал Вавилов.
— Да… Хотя возня с этим Портновым еще предстоит, я чувствую, — покачал головой Илья Ильич Толстиков. — Дура она, конечно, непроходимая. Разве можно вот так: «Я с тобой не работаю… Пока…» Она ведь серьезно думает, что на этом дело закончено.
— А разве нет? — спросил Вавилов.
— Ну кто же от такого куска откажется? Конечно, Портнов будет пальцы веером строить.
— Это его проблемы, — усмехнулся Вавилов. — С кем он там будет пальцы делать?
— Он работал с вятскими.
— О! Напугал. Я прямо таю, как мороженое. Ясное дело, куда нам до него! Вятка — центр Вселенной… — Вавилов почесал затылок. — Вятские… И как там у него с ними?
Беседа проходила в офисе Вавилова. Кроме Толстикова и хозяина кабинета, за длинным столом, предназначенным именно для таких вот не очень масштабных, но важных совещаний, сидели Шурик и Ваганян.