Фирма
Шрифт:
— С ним.
— И как успехи?
— Успешно.
Шурик смотрел на старого знакомого и думал — придуривается тот или на самом деле так замотан своими проектами, что не ведает о происходящем за пределами Москвы. Да нет, не может быть. Только интересно, знает ли он о Шурике столько же, сколько Шурик о нем?
Вавилов уселся на диван и пригласил Рябого присоединиться к нему. Юля, бесшумно появившаяся в кабинете, уже поставила на круглый деревянный столик, покрытый затейливой резьбой, поднос с чайными чашками, бутербродами, шоколадными конфетами, дольками лимона, сахарницей.
— Хорошо
— Да уж догадываюсь. В наши годы, Рябой, без дела уже редко кто заходит. А жаль, скажи? Раньше-то просто — общались в свое удовольствие. А теперь даже ты — только по делу. Раз в пять лет. Ну, говори, что там у тебя случилось. Помощь нужна?
— Да нет, нас от бед бог миловал.
— Тогда давай по делу.
— По делу… Дело-то выеденного яйца не стоит.
— Ну не тяни, не тяни. Времени мало. — Вавилов взглянул на часы. — Если хочешь, кстати, сегодня вечерком можно встретиться. Посидим, покушаем. Поговорим обо всем, что там у тебя. Я, знаешь, к Кудрявцеву собираюсь, в «Перспективу». Не был там еще?
— Был, отчего же.
— Ну да ты везде был. Странный вопрос. Конечно. Я и забыл, что это твоя специфика — все самому просекать.
— На том стоим.
— Так что, поедешь? Мне надо с Романом встретиться. Так получается, что мы с ним большей частью заочно дела ведем. А у него все-таки мои артисты работают. Надо побеседовать. Ты-то его знаешь?
— Отлично знаю. Сто лет уже как.
— Так давай! Вина попьем, отдохнем… А?
— Нет, занят я, Володя. Слушай, я ведь насчет артистов как раз. Дело на пять минут.
— Ну, говори. Не тяни за яйца…
— Мы тут через месяц-другой один фест делаем в Питере…
— Фестиваль? Почему не знаю?
— Вот и узнал. Короче, дашь артистов своих? Мне нужны несколько имен, которые с тобой на контракте. С гонорарами, сам знаешь, я не кидаю, все в предоплате.
— Господи, да о чем ты говоришь! Гонорары… Что за фестиваль-то?
— Памяти Лекова. Тоже мой дружок был, между прочим. Для меня это как бы дело чести такой концерт сделать.
— Ладно, ладно. Ты мне про честь и совесть тут не заливай. Знаю я все про честь и совесть. Нет, Шурик, не могу. И тебе не советую этим заниматься. Попадешь в глупое положение.
— Почему? — Рябой наивно поднял брови.
— Мой тебе совет, — не ответив на вопрос, продолжал Вавилов. — Если ты еще не начал кампанию, ну, рекламу там и все такое, снимай свой фестиваль нахрен. Мы этой темой занимаемся, у нас ровно через два месяца будет презентация. Масштаб — сам можешь себе представить. «Лужники» заряжаем. Со всеми прибамбасами. Все звезды будут. Такой, знаешь, молодежный праздник. Игры, шутки, шарады. Как летом «Московский комсомолец» делает. Вот и мы на свой лад расстараемся. У нас диск выходит, даже два. Один — ремиксы на песни этого Лекова, какие-то его домашние записи… Московские концерты, что ли, нашли… Один деятель объявился, принес кассету, сейчас в студии сидит, заканчивает работу. И второй — все наши звезды поют его песни. Ну, старые. Все это уже на выходе. Мы уже кучу бабок вбухали в проект,
— Это я знаю, — печально покачал головой Рябой. — Это нам известно.
— Ну, тем более. Все, сняли тему? — спросил Вавилов и улыбнулся. — Да не расстраивайся ты так, Александр Михайлович! Что ты? На тебе лица прямо нет.
— На мне уже давно лица нет, — ответил Рябой. — Ни прямо, ни криво. Извини…
У Шурика в кармане запиликал мобильник. Рябой вытащил его, поднес к уху, и Вавилова поразило, с какой скоростью изменилось выражение лица питерского гостя. Шурик мгновенно побледнел, уголки губ опустились вниз, глаза прищурились.
За долгие годы жизни в отечественном бизнесе Вавилов развил в себе интуицию и полагался на нее больше, чем на советы квалифицированных консультантов. Проснулась она и сейчас. Глядя на Шурика, Вавилов понял, что неприятное известие — а другого с таким лицом выслушивать нельзя — касается и его, сейчас Рябой отключит трубку и ошарашит какой-нибудь гадостью.
Шурик кашлянул, сказал: «Спасибо, я все понял», — отключил связь и медленно, слишком медленно стал засовывать телефон во внутренний карман своего серенького мятого пиджака.
— Что случилось? — спросил Вавилов.
Шурик посмотрел на него, пожевал губами.
— А, ну да, ты же еще не знаешь… — Он словно забыл о деловой беседе, которую они только что вели. — Тебе сейчас позвонят…
— Кто? Кто позвонит? Шура, не валяй…
Телефон, стоявший на столе перед Вавиловым, разразился громкой трелью. Одновременно с этим запел и мобильник Владимира Владимировича. Мало того, мягко отворилась дверь, и в образовавшуюся щель просунула голову секретарша Юля — видимо, она боялась войти в кабинет без звонка, но сообщение, которое ей необходимо было передать шефу, требовало немедленного озвучивания.
Мрачно глядя на секретаршу, уже открывавшую рот, чтобы сказать первое слово, Вавилов взял трубку. Владимиру Владимировичу было совершенно ясно, что ничего хорошего он не услышит.
Приехав домой, Артур решил, что ложиться спать уже нет никакого смысла. Только во вред пойдет, если сейчас уснуть и встать через три часа по звонку будильника — с опухшим лицом, раскалывающейся от боли головой и слипающимися глазами.
Работы сегодня предстояло много, и в таком состоянии проделывать ее было бы весьма затруднительно.
Ваганян постоял под контрастным душем, выпил несколько чашек крепчайшего, густого кофе и почувствовал, что критическое время, когда сон валит с ног, проходит.
Ему не впервой было не спать сутками — двадцать четыре часа он выдерживал легко. Главное, перетерпеть под утро эти самые критические сорок-пятьдесят минут, когда кажется, что никакая работа и никакие дела не могут быть важнее хотя бы короткого сна. Это проходит быстро, главное, не поддаваться на жалобные сигналы уставшего организма.