Фирма
Шрифт:
— Я не в этом смысле. Просто группа Меркьюри называлась, как вам, наверное, известно, «Королева».
— Да уж известно.
— Ну вот. «Королева». Слово женского рода, обозначающее, скажем так, первую леди, да? Меркьюри, как известно, был гомосексуалистом. А вы — такая… раскрепощенная женщина… и одеваетесь вполне…
— Унисекс? — подсказала Рената.
— Да. И группа называется «Король». Нет ли тут какой-то аналогии?
— Нет. Я нормальный человек. Без всяких ваших «меньшинств». А «Король» — потому что мы сейчас лучшие. Все ясно?
— Скажите, вы будете принимать участие в проекте памяти Лекова?
Рената сделала небольшую паузу, закурила, выпустила дым колечками.
— Леков, — сказала она. — Леков был одним из моих кумиров. Это настоящий музыкант. Настоящая звезда. Тут двух мнений быть не может. И, как всякий настоящий рокер, он, конечно, сгорел… Раньше времени. Да. А что касается проекта, который сейчас делается… мне еще не предлагали в нем участвовать. Предложат — посмотрим. Дело в том, что все это завязано на большие деньги. Мне противно, что на памяти моего любимого артиста люди гребут бабки. Тупо так. Им все равно, кто там что поет. Может быть, Василька стошнило бы от таких памятных альбомов, а им, продюсерам, — лишь бы покупали. Впрочем, мы опять свернули на деньги. Я не хочу об этом говорить. Короче, не знаю. Если предложат — мы рассмотрим. Если все будет по-честному, то почему нет? Я очень уважала музыку Василька, она мне страшно нравилась. Это как Майк, как Цой. Для меня это классика нашей музыки. Вот так. Я ответила?
— Вас не пугает тот факт, что популярность свалилась на вас слишком быстро? В том смысле, что она может так же внезапно закончиться? Что вы тогда будете делать? Или, на ваш взгляд, этого не произойдет?
Портнов летел в Симферополь, имея в кармане пять тысяч долларов — последнюю его студийную заначку, тщательно скрываемую от жены.
Он давно хотел купить еще один компьютер в студию, но сейчас думал, что если дело выгорит, то компьютер ему уже не понадобится. Пан или пропал. Почему-то он был уверен, что выйдет «пан». Хотя все зависит от того, кто эта Рената на самом деле, что она собой представляет и чего вообще хочет.
«Дат»— кассета, которую он прослушал у себя в студии, произвела на него двойственное впечатление. Портнов допускал, что вполне может обмануться, совершить еще одну ошибку в длинной цепи уже сделанных, понимал, что Беленький, при всех его понтах, тоже не лох и кое-что понимает в современной музыке. А еще больше он понимает в том, что может стать в России популярным, а что -безнадежный, по модному молодежному выражению, «полный отстой».
Но, с другой стороны, Портнов вдруг почувствовал, что музыка, услышанная им, вполне может, что называется, «выстрелить».
В ней, по мнению Леши, было все, что нужно для популярности — не локальной, клубной, а народной, — все для того, чтобы ее полюбили в глубинке, где у людей нет никакого даже понятия о современной музыке, где вкусы радикально отличаются от вкусов столичных ценителей современного искусства, но тем не менее носители этих вкусов и являются основной массой потребителей отечественной попсы, и именно на их деньгах выросли такие монстры шоу-бизнеса, как «ВВВ» в Москве, «Норд» в Питере и еще несколько компаний, рангом пониже.
Леша Портнов как будто проснулся после долгого и сладкого сна.
«Цинизм — вот чего мне не хватало. Бодрого, здорового цинизма. Не компромисс с самим собой, а просто цинизм как образ жизни, — думал Портнов. — Никому музыка здесь на хер не нужна. Нужны символы. Нужны фигуры, в которых публика увидит воплощение своих ночных грез, своих неудовлетворенных желаний. Объекты нужны, как говорили московские концептуалисты-подпольщики в семидесятые годы. Культовые фигуры. А что и как они там поют — дело десятое».
Конечно, Леша понимал, что это было не совсем так. Все-таки что-то петь было необходимо. Хотя практика отечественного шоу-бизнеса показывала, что зарабатывать деньги можно и на человеке, который вообще ничего не умеет делать.
Он вспоминал десяток-другой фигур, совершенно непонятным, казалось бы, образом вылезших на вершину популярности и делающих очень даже неплохие деньги. Деньги эти платили им только за то, чтобы они присутствовали на различных крупных акциях. Это были журналисты, исполняющие роль конферансье, телеведущие, радиодиджеи, превращенные в секс-символы если и не всей нации, то, во всяком случае, нескольких крупных российских городов. Самых крупных. И самых денежных.
Если бы не новая задача, которую поставил перед собой Леша Портнов, он в жизни не стал бы слушать песни Ренаты не то что несколько дней подряд, а даже по второму разу.
Задача эта легко формулировалась в трех словах: «Грести деньги лопатой».
Слишком долго Портнов сидел в нищете, слишком долго считал копейки, слишком долго мечтал. Пора было начинать делать что-то реальное.
Валя косилась на него, поджимала губы, когда он названивал из дому по телефону, поднимая старые связи, сообщая, что открывает собственный продюсерский центр, молчала, когда он показывал ей логотип своей новой фирмы, учредительные документы, не обращала внимания, как горят глаза мужа. Или просто не хотела обращать на это внимания? Слишком часто загорался Леша. И слишком уж часто обжигался.
— Не бойся, Валя. Все будет круто. На этот раз я не ошибусь. Хватит заниматься альтруизмом, хватит метать бисер перед свиньями, — говорил Портнов. — Хотят жрать «умца-умца», я им дам эту «умцу» в лучшем виде. Я все-таки музыкант, кое-что в музыке понимаю. Смотри — продюсерами становятся люди вообще левые, вообще далекие от музыки. И зарабатывают миллионы. Без дураков, лимоны зеленых валятся. Ты бы видела, как они живут! Голливуду и не снилось. Они весь Голливуд могут купить при желании. Только на хер он им нужен? Они же в этом деле ни черта не смыслят, для них Голливуд — пустая трата денег. Так же, как все остальные американские штучки. А мне сам Бог велел. Я им устрою звездопад! Я им покажу, как с музыкантами работать. Я же сам музыкант, знаю, так сказать, все чаяния и помыслы музыкантские. Я сделаю так, что и артистам моим будет хорошо, и мне кое-что перепадет. Вот увидишь.
— Ты за телефон заплатил? — спрашивала Валя.
— Нет еще. Послезавтра бабки получу, долг мне вернут, тогда заплачу.
— Вот-вот. Не забудь, пожалуйста. А то отключат к чертовой матери, пока ты будешь свои планы взятия Парижа обдумывать.
Леша наконец созвонился с таинственной Ренатой. Во время разговора ему показалось, что симферопольская певица сильно пьяна, но Портнов смог объяснить ей, кто он и чего хочет.
— Я буду в Симферополе послезавтра, — говорил он. — У меня там дела, но, думаю, время для встречи с вами у меня найдется.