Фирсов Русские флотоводцы
Шрифт:
— Человек за бортом!
Услышав его, вахта мгновенно обезветривает паруса, поворачивают корабль против ветра и ложится а дрейф. В считанные минуты спускается на воду шлюпка и отправляется на поиски и спасение попавшего в беду человека. Еще раньше бросают за борт спасательные средства, которые попадутся под руку: буй-ки, бочонки, пробковые пояса, деревянные предметы. Тревожный клич «Человек за бортом» репетуется все-ми, кто его слышит, и обычно через несколько минут ма верхней палубе оказывается добрая половина экипажа, свободная от вахты.
Одним из первых выбежал наверх свободный от пахты Корнилов. Перегнувшись через борт, он успел /видеть,
«Бог мой, так ведь это, никак, Александр!» — мелькнула первая мысль у Корнилова. В Портсмуте Лазарев взял его на «Азов» вместо списанного чванливого и жестокого к матросам мичмана Розенберга.
В самом деле, это был Александр Домашенко. В минуту происшествия он сидел у распахнутого оконца и читал книгу в кают-компании. Услышав крик падающего матроса, ни мгновения не раздумывая, отбросил книгу, успел снять сюртук и через оконце сиганул за борт.
На шканцах тем временем уже слышался четкий голос командира. Громадина «Азов», не более пятидесяти метров длиною, нехотя замедляя ход, еще двигалась по инерции, приводясь обезветренными парусами к ветру. С кормы на воду уже спустили шлюпку. В ней вместе с матросами бешено гребли три офицера. С кормы боцман, перегнувшись через перила, показывал флажком направление к упавшему за борт матросу.
Было видно, как Домашенко подплыл к матросу, схватил его за воротник и дал ему кресло.
— Держись, братец, я сейчас!
Мичман увидел в нескольких саженях сброшенный с борта пустой бочонок. Он быстро поплыл к нему, неподалеку уже была видна и взлетающая на волнах спасательная шлюпка, но позади раздался истошный крик моряка. Видимо, он уже нахлебался воды и силы его оставляли. Александр забыл о бочонке, вернулся к обессилевшему матросу, который погрузился с головой в воду и схватил его за волосы.
Вот и шлюпка, три-четыре взмаха весел — и они спасены, но злой рок в виде огромного водяного вала в один миг подхватил ослабших людей, швырнул в пенящуюся бездну, и мрачная пучина навсегда поглотила русских моряков...
Вечером на «Азове» служили панихиду по погибшим морякам. Лазарев, обычно разделявший трапезу с Гейденом, за ужином появился в кают-компании. Офицеры молча помянули утонувших. Первым тягостную тишину нарушил командир.
— Всякое приходилось повидать, сколько людей у нас каждую кампанию в море гибнет, вам ведомо. От судьбы не уйдешь, хотя случаются и курьезы. — Ла-•ирги грустно улыбнулся и продолжал: — У братца мори» младшего, Алексея, на бриге «Благонамеренный» и окгнне выкинуло за борт матросика. Но он сметливый Пыл, бурундук из рук не выпустил, то его и спасло, к» мнсо что страху натерпелся. К тому я говорю, что •с«кое бывает. Однако, господа, — лицо Лазарева пре-вбрллилось, — не припомню случая ни в нашем флоте, Jn и у иноземцев в Европе не слыхивал, чтобы офицер жизнью, Богом данной, рисковал ради спасения про-t о матроса. Чист душою и помыслами был наш покойный сотоварищ. Все вы ведаете, не был избалован ИМ» I шпествами, каждую копейку отсылал матери и сес-»Р'1М. Помянем его душу, и царствие ему небесное.
Видимо, слова командира задели чувствительные струны в сердцах офицеров. Они начали вспоминать п добрый нрав Александра, его бескорыстие и дружелюбность, готовность всегда прийти на выручку товарищу. Корнилов подумал, что за минувший месяц он убедился в человечном отношении Александра к матросам. Это было заметно особенно, когда вахту правил мичман Домашенко. С каким особенным усердием и быстротой исполняли матросы его распоряжения.
Прерывая размышления, слово взял Нахимов. По-к рнутые печалью глаза, глуховатый, прерывистый говор выражали его внутреннее переживание.
— Позвольте, по праву не один год знавшего покойного товарища, сказать кратко, что готовность его кортвовать собой для пользы ближнего и великодушный поступок его не должны быть преданы забвению и остаться примером для потомков. Посему предлагаю нынче же безотлагательно начать подписку на сбор средств для увековечения памяти Александра.
Нахимов еще не кончил, а все, как один из присутствующих, невольно воспрянули, и грустное настроение в кают-компании переменилось...
Как бы ни относились потомки к Николаю Павловичу Романову, нельзя стереть из памяти былое.
Получив донесение командующего эскадрой о по ступке мичмана Домашенко, царь без раздумий решил «назначить его матери пенсию по смерти в разме ре двойного жалованья сына, а сестрам до замужества — в размере жалованья»...
Минул всего год, и в Кронштадте на деньги, собранные офицерами, был установлен памятник-обелиск из черного гранита в форме обводов кормы корабля. На нем надпись: «Офицеры корабля «Азов» любезному сослуживцу, бросившемуся с кормы корабля для спасения погибающего в волнах матроса и заплатившего жизнью за столь человеколюбивый поступок».
Памятник этот и поныне стоит в Летнем саду Кронштадта.
Пожалуй, в истории армии и флота России до сих пор нет примера, подобного поступку офицера. Печально и грустно, что знают о нем лишь моряки и жители Кронштадта.
Вскоре русские корабли встретились с английской и французской эскадрами. Они уже несколько недель крейсировали неподалеку от Наваринской бухты, где был сосредоточен турецко-египетский флот.
Турция к этому времени отвергла предложение о мирном урегулировании конфликта, и кровопролитие в Греции продолжалось. Положение греческих повстанцев ухудшалось с каждым днем. Но английский адмирал Кодрингтон, являясь старшим, дал указание не начинать военных действий против турецко-египетского флота; только в случае, если турки начнут первыми, предписывалось открыть ответный огонь.
В бухте Наварина был сосредоточен турецко-египетский флот, численностью около 70 вымпелов. Объединенная англо-франко-русская эскадра имела всего 27 кораблей. Турки и египтяне имели 2300 орудий, не считая береговой крепостной артиллерии, против 1300 орудий союзников.
В 11 часов утра 8 октября 1827 года соединенные эскадры входят в Наваринскую бухту. Пока в бухту м щ ипались и занимали позиции английские и француз» кие корабли, турецкий флот молчал и бездейство-М I. Но стоило показаться у входа в бухту русской эскадре, как береговые и крепостные батареи Наварина |}тк рыли по ней перекрестный огонь. Впереди эскадры шел линейный корабль «Азов» под командой М П. Лазарева. Окутанные густым пороховым дымом, ш'ьшанные градом вражеских ядер, русские корабли, открыв ответный сокрушительный огонь, вошли ff бухту и с изумительным мастерством заняли свое ме-гто. Через некоторое время английские и французские корабли, обстрелянные турками, были невольно втянуты в сражение. В ходе боя англичане и французы проявили растерянность и нерешительность, а их дей-