Физрук-4: назад в СССР
Шрифт:
Да ведь это — нашивные лейблы! Кожаные нашлепки на джинсы и другую фирменную одежку. И было их в сумке как минимум несколько сотен. Понятно. Подпольный цех шьет шмотки под фирму, а потом на нее эти лейблы нашивают, чтобы продавать как подлинную продукцию западных фирм. Выходит, мой бывший будущий тесть и есть то передаточное звено, которое связывает советскую мафию с заграницей? Кстати, я почему-то никогда не задумывался над тем, полковник какого рода войск мой тестюшка, тогда меня это просто не интересовало. А сейчас? Сейчас интересует, хотя он всего лишь майор.
Оставим все это до Литейска.
Я вернул лейблы обратно в сумку и начал одеваться. И уже собравшись, понял, что если я покажу эти кожаные бирки Витьку в Литейске, то с майором Арабовым стрясется все то же, что и в том случае, если я сейчас обращусь к Ольге Михайловне. Выходит, нужно просто вернуть Маше сумку и ни словом о ней не заикнуться товарищу Курбатову. Так будет лучше всего. По крайней мере, если, что-то и произойдет в судьбе моего будущего бывшего тестя, то не по моей вине. Одевшись, я вытащил свои пожитки в прихожую и пошел на кухню, чтобы сообщить своей «квартирной хозяйке», что собираюсь ее покинуть.
— Ты уже собрался? — спросила она. — Сейчас позвоню Спицыну, чтобы заехал за тобой.
Подошла к телефону, набрала номер и сказала:
— Это Телегина. Спицына с машиной к моему дому… Да, жду.
Положив трубку, Оля сказала:
— Что думаешь с деньгами делать?
Я усмехнулся.
— Разберемся…
— В СССР полагается платить подоходный налог, а при крупных тратах могут потребовать подтверждение источника дохода.
— Ты предлагаешь пойти и сдать деньги в милицию?
— Это было бы самое разумное.
— Я не собираюсь, как Остап Бендер, скупать бранзулетки и перетаскивать их на своей шее через румынскую границу.
— Надеюсь.
— У меня пожилая мать. Я хочу помочь нашей детской киностудии. Даже съемки любительского кино требуют расходов.
— Верю.
— Ну что ты заладила — надеюсь, верю… Генерал-лейтенант и то понимает, что за помощь органам надо вознаграждать!
— Я с ним совершенно согласна, но я думала, он подпишет требование в финчасть на выплату тебе премии… Ну не знаю, рублей на сто пятьдесят — двести…
— Прекрасно!.. Если бы Королева или ее подельник мне глотку перерезали, то вы бы эти полтораста рубликов моей матери выписали? На похороны сына!.. А в гроб положили бы медальку, завернутую в тряпочку, потому что бойцам невидимого фронта нельзя демонстрировать свои награды!
Она выслушала мою тираду с улыбкой превосходства. Ну еще бы! Она-то радеет об интересах государства, а я в ее глазах кто? Озверевший мещанин, готовый за кучу бабла продать, что угодно?.. А вот хрен угадала! Мне эти деньги нужны, чтобы поддержать хотя бы нескольких близких мне людей в те годы, когда государству до них не станет никакого дела.
— Ладно, Оля, — сказал я примирительно. — Прости, наговорил глупостей… Спасибо тебе за все!
— И ты не поминай лихом! — откликнулась она, и смахнула с глаз что-то, будто соринку.
Я подошел и обнял ее. Крепко. В это время в дверь позвонили. Хозяйка пошла открывать. Это оказался толстяк Спицын. Он подхватил мой чемодан и сумку с кассетами. Я взял деньги, сумку Арабова и коробку с видаком. Телегина проводила нас до выхода из подъезда и сделала мне ручкой, грустно улыбнувшись. Я улыбнулся и кивнул в ответ, потому что руки у меня были заняты. Машина, на которой Петя прикатил за мною, стояла во дворе, так что далеко идти не пришлось. Погрузив часть моей поклажи в багажник, Спицын отворил пассажирскую дверцу, и я устроился на заднем сиденье с сумкой с деньгами и коробкой с JVC.
— Ну что сразу в аэропорт? — спросил толстяк.
— Не сразу, — откликнулся я. — Где бы мне подарки купить жене и друзьям.
— В ГУМе, наверное, — проговорил он. — Там всего много.
— Тогда поехали!
Мы выехали со двора. Я и по прошлому разу заметил, что Петя неплохой водила. Да и вообще — внешность обманчива. Неумеху в КГБ не взяли бы. Конечно, вряд ли он пригоден для оперативной работы, в смысле — погонь и перестрелок — а вот голова у него, видать, варит. Спицын не просто подкинул меня до Государственного Универсального Магазина, но и решил сопроводить. Он, не стесняясь, помахивал корочками, чтобы меня обслужили вне очереди. Не прошло и часа, как я стал обладателем набора польской косметики фабрики «Polena», советской кинокамеры «Конвас-автомат» с набором 35-миллиметровой пленки к ней и разную ерунду. Я хватал все подряд, но нужное, а Петя таскал за мной пакеты.
Потом мы все это сложили в его машину и уже без остановок поехали в Домодедово. В аэропорту Спицын снова размахивал своим удостоверением направо и налево, так что всю мою поклажу и меня самого погрузили в самолет как принца из слаборазвитой, но дружественной страны. И сотрудники аэропорта были ко мне предельно внимательны. Мы с Петей поручкались у трапа. Я его искренне поблагодарил за помощь. Кому другому, я бы сунул пару стольников, но Спицын все-таки служит в весьма серьезном учреждении и такие номера мог не расценить. Все-таки большинство служивых в СССР блюли честь погон.
Глава 12
Полет на «Ил-18» прошел спокойно. Молоденькие и кукольного вида стюардессы были ко мне не менее внимательны, нежели сотрудники «Домодедово». Видать, на борт сообщили, что летит какой-то особенный пассажир. Я не возражал, когда мне принесли коньячка и лимончик на закуску. Надо было как-то скоротать рейс. Тем более, что Диккенс остался в чемодане, а чемодан я сдал в багаж.
Спустя два часа самолет приземлился. И тут меня ждал сюрприз. Оказалось, что меня встречают. Когда я сошел с трапа самолета, меня поджидал… Карл! Ей богу, даже сердце екнуло. Может случилось что? Я ведь так и не позвонил Илге со всей этой суматохой.