Физрук-5: назад в СССР

Гуров Валерий Александрович

И все же пусть посмотрят, а потом я спрошу, что они об увиденном думают? Так же у них загорятся глаза, как после песен Владимира Семеныча? Вот все уселись, прихлебывая чай и поглощая куски торта. Фильм начинался неторопливо, даже медленно, и парни стали скучать, но постепенно разворачивающиеся на экране события начали притягивать их внимание. Вскоре они уже не прихлебывали с шумом и не чавкали. Блюдца с кусками торта опустели, а чашки со стуком опустились на столешницу.

Дальше смотрели с азартом. Сразу было видно, что прежде ничего подобного видеть им не приходилось. Трудно сказать, какие эмоции пацаны испытывали на самом деле, все-таки присутствие трех взрослых, двое из которых были к тому же их

учителями, а один и вовсе — классным руководителем, но я все же надеялся, что ребятня не станет притворяться на обсуждении, у нас же не пионерский сбор и не совет дружины. И, в конце концов, будет понятно, насколько они мне доверяют.

Обсуждение началось вяло. Видно, что пацаны привыкли к лицемерию, которое давно царило в официальных советских молодежных организациях. Надо было их как-то расшевелить. И я сказал, что из всех нью-йоркских банд, показанных в этом фильме, мне понравились именно «воины». По лицам пацанов я видел, что они озадачены. Ну да, привыкли, что взрослые, когда разговаривают с ними о преступности, обязательно осуждают всех этих хулиганов, лодырей и пьяниц. Мое признание прорвало плотину.

— А не хило было бы навалять заречным, — хмыкнул Витька Доронин. — Они летом у нас такое клевое место отжали…

— Да, наваляешь им… — подхватил Серега Зимин. — Они там все заодно! А наших разве соберешь?!

— А я бы не отказался вот так пройтись по Литейску со своей бандой, — сказал Толик Кривцов. — И чтобы на каждом поцике была суперская курточка с названием…

Вот уж от кого не ожидал. После него и другие пацаны начали высказываться в том же духе. О фильме уже все забыли. Ну и правильно! Это их, американские проблемы, а у нас свои, литейские. Девушки предусмотрительно занялись уборкой посуды, я молчал, не задавал вопросов и не спорил. Пусть выскажут свои мечты и обиды. Собственно именно этого я и хотел. Специфика моей — теперь уже моей — учительской специальности задушевных разговоров не предусматривает. Да и на занятиях секции нам не до них.

— Да о чем вы все время талдычите, ребзя! — вдруг подал голос Алька Абрикосов, до сих пор молчавший. — Куртки… Зареченские… Место клевое… Вам не надоело?

— Кто тебя спрашивает, шкет? — буркнул Димка Спирин из девятого «Б».

— Это тебе не шкет, Спирька, — с угрозой пробурчал Витька. — Это наш Алька. У него башка знаешь как работает?..

— Правильно, Чапай! — кивнул Кривцов. — Своих в обиду не дадим.

И другие пацаны из «экспериментального» класса загалдели в поддержку однокашника. Присутствующие самбисты из других классов тоже явно были не на стороне девятиклассника Спирина.

— Да я чё, я ничё… — пошел тот на попятную.

— Продолжай, Абрикосов! — учительским тоном произнес я.

— Я только сказать хотел, что скучно все это, — проговорил тот. — Неужто вам не хочется чего-нибудь поинтереснее?..

— Хотца, — кивнул Чапай-Доронин. — Тока где его взять?

— Самим придумать!

— Ну дык, это ты придумывать горазд… Вот и придумай!

— И придумаю!.. — с вызовом произнес Алька. — Уже почти придумал…

— Верно. Придумает, — подтвердил я. — Мне только не понятны паразитические настроения Доронина да и других, как я вижу… Кто, кроме вас самих сделает вашу жизнь интересной и полезной, и не только для вас, но и для окружающих?.. Алька придумает, я — помогу, но воплощать в жизнь мы будем вместе. Согласны?

Пацаны ответили утвердительно.

— Ну, значит, с этого дня начинаем жить интересной жизнью и это помимо учебы, занятий в секции и помощи по дому. Так что учтите, будет весело, интересно, но нелегко.

— А что? — тут же загалдели они. — Что будет, Сан Сеич?!

— Фильм видели? — спросил я. — Так вот нам в городе это буржуйское безобразие ни к чему… Да и это ведь только кажется, что

у них романтика — грязные, темные улицы, изрисованные каким-то каракулями поезда… Я уж не говорю о том, что все эти банды в итоге либо перебьют друг друга, либо угодят в тюрягу, а некоторые даже — на электрический стул. Мы в такие игры не играем. Мы должны помогать тем, кто нуждается в помощи, а не обижать маленьких и слабых.

— Как у Гайдара?.. — спросил Толик. — В «Тимуре и его команде»…

— Да. Только еще интереснее…

— Ух ты! А это как?..

— Так что я надеюсь, что в следующий раз мы соберемся уже по поводу создания своей команды.

Пацаны намек поняли и приняли с воодушевлением. Потом я сказал, что время вышло, и начали собираться по домам. Собралась и Наташа. Ей нужно было заступать на сутки. Пока я трепался со своими рыцарями, обе гостьи успели все убрать и перемыть. Медсестричка покинула мою квартиру с первой партией школяров, а учительницу математики я попросил задержаться.

Мне хотелось с ней обсудить прошедший вечер. Выпроводив последних гостей, я достал из загашника бутылку вина, при пацанах распивать было как-то неудобно.

— Ну и как ты рассматриваешь сегодняшний вечер? — спросил я у Антонины Павловны, наполняя бокалы.

— Наташа твоя, повариха от бога, — сказала она. — Наготовить на такую ораву да еще так вкусно!

— За это спасибо, конечно, но я о другом.

— Я понимаю… Интересно было посмотреть на мальчишек в неформальной обстановке. А то ведь в классе они, особенно на математике, совсем другие.

— Это да, но вот как ты оцениваешь возможность создания из них некоего подобия рыцарского ордена?..

— Ты же сам педагог, понимаешь, что дети, в общем, охотно втягиваются в любую игру, особенно если она не требует от них серьезных усилий. Хуже идет дело, когда игра становится частью повседневности и превращается в одну из обязанностей. Мальчишки уважают силу и нуждаются в авторитетном лидере — ты для них явно олицетворяешь и то, и другое… Я хочу сказать, что они пойдут за тобой куда угодно и во многом от тебя зависит — куда ты их позовешь. Обмануть их доверия нельзя.

— Постараюсь не обмануть, — сказал я. — Ну а у тебя не пропало желание во всем этом участвовать?

— Нет. Наоборот — очень интересно. Может, я как раз сумею найти в этом свое призвание… Я ведь почему пошла в преподаватели математики? Отличницей в школе была, в олимпиадах математических участвовала. Отец был учителем, а потом стал директором школы. Ну я и пошла в педагогический, скорее по инерции, нежели по зову сердца. И еще — от того, что выдающегося математика из меня не вышло… Вот потому и взялась читать классику, особенно Достоевского. Не хватало чего-то. Понимаешь? Самореализации какой-то… Когда начала налаживать контакты с неформалами, чтобы папе доставать записи, пласты, литературу, тоже поневоле стала втягиваться. На вписке порой разговоры бывают интересные — Евангелие, буддизм, эзотерика… Там же они помогли достать разный переводной самиздат: Ричард Бах, Герман Гессе, Франц Кафка… Читаешь все это, и кажется, вот-вот и нащупаешь что-то, что откроет путь к истине, к смыслу жизни. Потому и на проповеди Стропилина клюнула, что в них было немного того, немного другого. А теперь понимаю — пустое это все. Словеса одни… Нужно дело делать. Если не приносишь пользу окружающим, то вся твоя духовность — фикция, самообман. А вот твой орден — это возможность эту пользу принести, не натыкаясь все время на дурацкие барьеры, которых понаставлено на нашем пути к коммунизму столько, что получается не путь, а сплошная полоса препятствий. И ладно бы это были препятствия естественные — глупость, жадность, эгоизм… Так хватает и искусственных барьеров… У нас ни шагу нельзя сделать без справки! Без разрешения какого-нибудь очередного начальника.