Физрук-6: назад в СССР

Гуров Валерий Александрович

— Вам каво? — проскрежетал старческий голос.

— Я к Митрохиным! — откликнулся я.

— Мы Митрохины… А чаво надо?..

— Моя фамилия Данилов! — постарался произнести я, как можно отчетливее и громче обычного. — Я учитель Матвея и Севы!

— Так нетути их… И родителев ихних тоже нетути.

— Как же так? Я же предупреждал Матвея, что заеду сегодня.

— Нетути их, — упрямо повторил старческий голос. — А я не пущу… Можа ты шаромыжник какой…

И дверь захлопнулась. Ясно. Я вернулся к лифтам. Нажал на кнопку вызова. На этот раз приехал пассажирский. Ну что за люди! Предупреждал же! Вот тебе и во всем

положительное семейство. Не, зря я передумал проводить родительское собрание. Взять бы и пристыдить прилюдно «родителев» Митрохина. Это в любом случае пора сделать. Не в смысле — пристыдить, а смысле — провести. А заодно — повидать старшее поколение моих пацанов. По крайней мере — тех, кто соизволит придти.

Я вдруг решил заскочить к своим, которые, правда, не знают, что они мои. Брательника я вижу почти каждый день, но мы успеваем перекинуться буквально парой слов. А сестренку с того самого Дня Володькиного Рождения и не видал. А заодно, спрошу через них — как дела у Наташи? Они же с Ксюхой подружки. Я вышел из подъезда, сел в «Волгу» и покатил в сторону Заречья. Правда, по пути заскочил в «Гастроном», набрал вкусностей. Знаю, сеструха будет недовольно морщить носик, но ничего, перетопчется.

К своему исходу, месяц февраль как-то резко сдал. Осели сугробы, ручьи дружно потекли к Проныре. По ночам еще прихватывало морозцем, а иногда и понималась метель, но хребет зимы был уже перебит. Пересекая мост, я краем глаза заметил, что в ледовом панцире, который сковал русло реки, появились трещины. Значит, скоро начнется ледоход. Красивое, наверное, зрелище? Никогда не приходилось видеть. Вот завтра, гуляя с Виленой, и посмотрю. Хотя вряд ли к завтрашнему дню вся это масса льда стронется с места.

Припарковав машину возле знакомого забора, я вытащил с заднего сиденья пакеты со снедью и потащил все это к дому. Руки были заняты, пришлось калитку открывать локтем. Хорошо, что она не была заперта на щеколду, как обычно. Я пересек двор и поднялся на крыльцо, толкнул дверь. Она тоже оказалось открытой. Ну да в частном доме и не сидят обычно на запоре: то по нужде, то за дровами выскочить. Я постучал одной ногой об другую, чтобы стряхнуть комки мокрого снега, вошел в сени. И услышал напряженные голоса.

Глава 13

Я замер, прислушиваясь. Дверь, обитая разным тряпьем для сохранения тепла, заглушала голоса, но все же я слышал, что о чем-то спорят мужчина и женщина. Причем — довольно громко.

Может, я не вовремя? Сложить покупки в сенях и свалить по-тихому? «Благородно», но не про меня… Так как руки у меня были заняты, я постучал по двери ногой. Не услышали, бубнеж продолжался. Тогда я изловчился и зацепил двумя пальцами дверную ручку и потянул ее на себя. Переступил через порог, нарочито громко топая ботинками.

Подействовало. Из комнаты выскочила раскрасневшаяся сестренка. Я свалил на столешницу пакеты и свертки.

— Ой! Это ты! — еще сильнее покраснела она. — А я думала — Володька…

— А он что, не пришел еще со школы?

— Пришел, да опять усвистал с дружками.

— Ясно. Извини, я без предупреждения.

— Ничего… Только зачем ты опять все это привез?

— Не привык ходить в гости с пустыми руками.

— Ну не до такой же степени! Саш!

По глазам Ксении было видно, что она рада мне, но нервничает из-за другого гостя, который притаился в комнате и носу не кажет.

По-хорошему мне бы уйти, из вежливости, но мне не понравилось, что он ныкается там, значит, чего-то опасается.

— Чаем хоть угостишь? — спросил я.

— Да, конечно! Раздевайся!

Я снял дубленку и шапку, сдернул ботинки. Когда я подошел к рукомойнику, чтобы вымыть руки из комнаты вышел… Константин Тихонович. Вид у него был хмурый.

— Добрый вечер! — пробурчал он.

— Здрасте! — откликнулся я.

— Ну я пойду, Ксюша, — обратился он к хозяйке.

— Может чайку попьете с нами?

— Нет. Спасибо!.. Скоро хоккей по первому каналу…

Друг семьи натянул унты, накинул тулуп, взял малахай и вышел. Ксения уткнулась в полотенце, которым вытирала заварочный чайник и всхлипнула. Я как-то не готов был к такому обороту и поэтому не сразу отреагировал. Всхлипывание повторилось. Я подошел к сестренке, осторожно обнял ее сзади за плечи. Она тут же повернулась ко мне и давай рыдать. Вот те раз! Неужто этот старый пень к ней приставал?! Догнать и начистить рыло! Однако прежде надо было отлепить от себя Ксюху. А та прилипла, как банный лист.

— Что случилось? — спросил я.

Она только всхлипывала и прижималась уже совсем не по-сестрински. Пришлось ее слегка отодвинуть от себя. Это ничуть не охладило пыл рыдающей девицы. Она вывернулась из моих пальцев и принялась лить кипяток в заварочный чайник с такой яростью, что брызги полетели по всей кухне.

Я вернулся на свое место, ожидая, когда сестренка поостынет. Наконец, она заварила чай, накрыла его ватной куклой и села напротив меня, угрюмо уставившись в скатерть.

— Да что с тобой происходит? — снова спросил я.

— А тебе-то какое до этого дело?!

— Да я могу и не спрашивать, — пожал я плечами. — Извини, если помешал…

— Прости… — вздохнула Ксения. — Это я от злости на себя.

— А на себя за что?

— За то, что не заметила, что он не просто так ходит…

— Константин Тихонович?

— Да.

— Сделал тебе предложение?

— Ну да, замуж звал…

— Отказала?

— Ну конечно!

— Ну и нечего слезы лить.

— Я больше не буду…

Она встала, подошла к рукомойнику, умылась, вытерлась полотенцем. Просто, без выпендрежа. По-семейному. Ну вот и прекрасно. Так-то лучше, чем рыдать в три ручья. Потом принялась наливать чай, повытряхивала из пакетов купленную мною снедь, нарезала колбаску и сыр, а остальное убрала со стола. Видно было, что сестренка потихоньку приходит в себя. Я уже догадывался, что дело не в старом друге семьи, дело во мне. Пусть в эмоциональном порыве, но Ксюша прижималась ко мне, как женщина, которая хочет от мужчины большего, а не просто дружеского или родственного сочувствия. А я отодвинул ее, как чужую, вот она и завелась.

Вернулся Володька. Увидев меня, сначала было струхнул, а потом обрадовался. Скинув пальтишко и шапку, выпрыгнув из валенок, он помусолил ладошки под тонкой струйкой из рукомойника и уселся за стол. Сестра налила и ему чаю, и мы принялись чаевничать втроем. Появление брательника окончательно разрядило обстановку. Ксюха уже стала улыбаться и даже принялась рассказывать смешные случаи из жизни комбината бытового обслуживания. Мы с Володькой охотно ржали.

После чаепития хозяйка дома отправила братишку делать уроки, а сама взялась убирать посуду. Мне тоже пора было убираться.