Физрук-9: назад в СССР
Шрифт:
Глава 23
Здесь, под крышей одноэтажного коттеджа, это существо кажется воистину огромным и при ближайшем рассмотрении имеет лишь отдаленное сходство с человеком. Так палочник напоминает сухую ветку, а некоторые виды кузнечиков и богомолов — пучок зеленых листьев. Вот только когда насекомое крохотное, оно представляется милым и забавным, а вот когда оно нависает над головой — ни милым, ни забавным уже не кажется. Философ подавляет приступ тошноты и вспоминает, что он все-таки исследователь, пусть и теоретик, а не перепуганный обыватель.
Складываясь пополам,
«Как же оно разговаривает? — думает Философ, с нескрываемым отвращением разглядывая существо. — Ну ладно, оно умеет трансформировать внутренние органы, но ведь для полноценной речи нужны гортань, язык и зубы!.. А где они у него?..»
И тут же получает ответ на свой мысленно заданный вопрос. «Тонкий» разгибает плотно прижатые к грудине средние конечности, опускает их к брюшку и начинает с невероятной скоростью скрести ими по сегментам.
— Вижу вам неприятен мой истинный облик, — раздается голос. — И еще — вас удивляет, каким образом я воспроизвожу звуки человеческой речи. Примерно таким же, каким воспроизводится звук с вращающейся музыкальной пластинки. Разница в том, что я могу произвольно менять частоту и тональность звуков. — Человек-оса умолкает и вдруг в комнате раздается высокий с милой хрипотцой голос Тельмы. — А вы здесь неплохо устроились, как я посмотрю!
Философ оглядывается, но никакой Тельмы не обнаруживает.
— Это вы сказали? — спрашивает он у «тонкого».
— Да, Евграф Евграфович, — отвечает тот, но уже голосом самого Философа.
— М-да, с такими способностями вы многого сумеете добиться, — бормочет тот. — Мы, кстати, не договорили там, в санатории, а у меня к вам великое множество вопросов.
— Мы поговорим с вами, но не сейчас, — отвечает человек-оса. — Мой доктор ждет меня, чтобы осмотреть повреждения, которые я получил, когда угодил в ловушку.
«Тонкий» поднимается и уходит в смотровую. Философ остается один. Он испытывает смешанные чувства. С одной стороны — облегчение. Не так-то легко находиться в замкнутом пространстве с существом, ловко притворяющимся человеком. А с другой — сочувствие. Любое создание, обладающее более менее развитой нервной системой, не может не испытывать боли, когда получает травмы, но далеко не все могут выразить свое страдание. Так молча мучаются и беззвучно умирают черепахи. И уж тем более — никому не слышны страдания насекомых.
Философу становится стыдно. Пусть его собеседник умеет летать и разговаривает, поскребывая жесткими хитиновыми крючками по сегментам брюшка, но он все же разумен и даже интеллигентен. Следовательно — нуждается в понимании и сочувствии, а не в созерцании скорченной от отвращения рожи. Люди так много говорят о контакте с иным разумом. Газеты и журналы наперебой публикуют статьи о связи с внеземными цивилизациями, об интеллекте
И как реагируют жители этого городка? Большинство, как водится, ничего не замечает или охотно подхватывает самые невероятные слухи и распространяет их. Меньшая часть — в основном интеллигенция и дети — проявляет искренний интерес, старается отделить факты от вымысла, а то и вступить в непосредственный контакт с загадочными существами. И в отличие от взрослых, дети видят в таком контакте надежду на иное, более увлекательное будущее, чем может им предложить официальная пропаганда.
Однако есть и третья группа — люди, которые в странных чужаках видят опасность для своей власти, положения в обществе и материального достатка. Они не просто боятся неведомого, они активно ему противятся. Вплоть — до установки ловушек и стрельбы по проезжающей машине. Эти люди не гнушаются даже сотрудничеством с преступной группировкой. В отличие от второй группы, которая внутри себя разрозненна, эти сплочены и прекрасно организованы. И потому весьма опасны.
Погруженный в свои размышления, Философ сам не замечает как его затягивает воронка сна. Будит его хозяин дома.
— Ну ты и здоров спать, — бурчит он. — Тебе уже пора в дискуссионный клуб собираться.
— Ах да, — вздыхает Философ. — Надо бы заскочить в гостиницу, переодеться.
— Бери моего «козлика».
— Спасибо, а как же ты?
— У меня еще дела.
— Что-нибудь с… гостем?
— С ним все в порядке. Он спит.
— Разве насекомые спят?
— Называть инсектоморфа насекомым — то же самое, что человека именовать приматом.
— А разве это не так?
— Так, но лишь отчасти. Если тебе нужна полная классификация, пожалуйста: царство — животное, тип — членистоногие, класс — насекомые, отряд — перепончатокрылые, подотряд — стебельчатобрюхие, надсемейство — инсектоморфы, секция — инсекто сапиенсы.
— Ты это всерьез?
— Шучу. Поезжай. Опоздаешь.
— А ключи?
— В замке зажигания.
Кивнув хозяину дома, Философ выходит во двор. Отворяет ворота, садится в «ГАЗик». Что-то оттягивает ему карман. Похлопав по нему, он вынимает ТТ и сует в бардачок. И заводит движок. Через пять минут он уже в гостинице. Снимает с себя все, залезает под душ. Вымывшись и побрившись, надевает джинсы и ковбойку, нейлоновую куртку и импортные мокасины. В таком вот моложавом облике выходит из номера. Спускается в вестибюль и видит своего нового знакомца. Это Игорь Болотников. Он о чем-то говорит с швейцаром. Причем разговор этот явно нелегок. Для самого швейцара. Увидев Философа, мальчик оставляет старика в покое и спешит навстречу постояльцу.
— Здравствуйте, товарищ Третьяковский! — говорит он. — Я — за вами!
— Что-нибудь случилось? — спрашивает Философ. — Я должен через десять минут выступать в дискуссионном клубе университета.
— Я знаю, — отвечает паренек. — Вы успеете туда, я обещаю. Речь идет об Илге.
— Что с ней? — пугается беспутный отец.
— Ничего страшного. Ее похитили.
— И это по-твоему — не страшно?
— С ней будет все в порядке. Они не посмеют ей ничего сделать.
Они садятся в машину. Философ заводит двигатель.