Флэш без козырей
Шрифт:
— Но мне нужно этой ночью быть в Портсмуте! — пыхтел толстяк. — Может вы не узнали меня, капитан, я конгрессмен Смит, Альберт Дж. Смит, к вашим услугам. Я должен немедленно попасть в Портсмут, чтобы поддержать своего коллегу по конгрессу, мистера Линкольна, на сегодняшнем митинге.
— Что ж, извините, конгрессмен Смит, — грустно покачал головой капитан, — но даже если бы вам нужно было поддержать самого президента, я не смог бы сегодня высадить вас на другом берегу Огайо.
— Стыдитесь! — пыхтел этот коротышка. — Как! Я приехал для этого от самого Эвансвилля, а мистер Линкольн специально прервал свою поездку домой ради этой встречи и сейчас ожидает меня в Портсмуте. Послушайте, капитан, нам предстоит обсудить такие проблемы национальной важности, как рабство…
— Проблема рабства! — воскликнул капитан. — Ну, сэр, как по мне, вы вполне можете сойти на берег в Кентукки и рассказать все, что об этом думаете. Посмотрим, какой теплый прием вам окажут!
И он ушел, весь раскрасневшись от гнева, предоставив маленькому конгрессмену бормотать и ругаться дальше. Теперь мне не нужно вам рассказывать, что капитан был южанином, но я был достаточно заинтригован тем, как снова пересеклись наши пути с мистером Линкольном. Мне это показалось хорошим доводом в пользу того, чтобы вернуться в Цинциннати, предоставив Портсмут в его полное распоряжение. Линкольн, с его острыми глазками и неожиданными вопросами, был последним человеком, которого я бы хотел сейчас встретить.
Но Касси это не понравилось; она предпочитала даже высадку в Кентукки возвращению в Цинциннати и снова указала мне на то, что чем выше мы поднимемся по реке, тем в большей будем безопасности. Девчонка была уверена, что найдется какой-нибудь паром, на котором можно будет переправиться в Портсмут; всего лишь небольшая прогулка вдоль берега, говорила она, и мы сможем поехать подальше от реки — в Колумбус, из которого быстро доберемся до Питтсбурга.
Ну, если Касси была не против, то и я не возражал, поскольку полагал, что к этому времени мы должны были уже далеко опередить погоню, но я заметил, как она заколебалась у трапа, осматривая берег у рыбачьей пристани, а когда, наконец, двинулась по скрипящим деревянным ступенькам, то шаги ее были медленными и нерешительными. Неожиданно она замерла, схватила меня за руку и прошептала:
— Вернемся! Я не хочу больше ступать на эту проклятую землю, — я чувствую, что здесь нас подстерегает зло! О, мы не должны высаживаться! Пожалуйста, давай вернемся, пока еще не поздно!
Но было уже поздно, поскольку пароход, высадив с дюжину пассажиров, вместе с нами и разъяренным конгрессменом, уже отходил от пристани, издав гудок, похожий на крик пропащей души. Касси вся задрожала и поплотнее завернулась в свою вуаль. Сказать по правде, сам я не слишком озирался по сторонам — вокруг была лишь небольшая пристань с маленькой таверной и унылый сельский пейзаж, раскинувшийся по обе стороны.
По крайней мере, пока ничего страшного не происходило. Остальные пассажиры сгрудились у входа в таверну, расспрашивая о пароме, и вскоре стало ясно, что чуть позже вроде должен быть один какой-то, но из-за льда абсолютной уверенности в этом не было. Большинство наших попутчиков решило остаться и подождать, но Касси настояла, чтобы мы немного прошлись вдоль берега. На некотором расстоянии, на противоположном берегу, был виден Портсмут, и представлялось, что паром подойдет именно оттуда.
Мы медленно шли, волоча наши чемоданы, по дорожке, которая бежала вдоль реки между деревьев. Был холодный серый день, сильный ветер свистел в ветвях деревьев, а по мутно-коричневой поверхности Огайо тут и там прокатывались барашки. На небе висели тяжелые тучи, казалось, что вот-вот пойдет снег, а воздух был непривычно сырым и холодным. Пока мы шли, Касси молчала, однако ее последние слова все еще звенели у меня в ушах. И хоть я уверял себя, что мы в полной безопасности, но все же заметил, что озираюсь на каждом шагу, внимательно осматривая пустынную грязную дорогу, которая мрачно и молчаливо раскинулась под холодным зимним небом.
Мы, должно быть, шли уже около часа и хотя было еще только несколько часов пополудни, мне показалось, что уже смеркается, когда заметили впереди строения и подошли к небольшой деревеньке, прилепившейся на берегу реки. Теперь мы были почти напротив Портсмута, огоньки которого мерцали на другой стороне реки. Река здесь казалась больше забитой льдом, однако, колыхаясь и журча, она все же медленно катила свои волны.
Владелец местного кабачка просто рассмеялся в ответ на наши робкие попытки разузнать что-либо о пароме. По его мнению, уже этой ночью лед мог застыть, и мы могли бы перейти по нему реку. У него не было свободных комнат, но он все же пообещал пристроить нас где-нибудь на ночь, а пока предложил жареной ветчины и кофе.
— Мы переночуем в Фишерс-Лендинг, — сказал было я, но Касси устало соскользнула на скамью, не ответив ни слова. Я предложил ей глотнуть кофе, но она только покачала головой, а когда я напомнил, что потерпеть придется всего лишь одну ночь, прошептала:
— Это теперь совсем рядом, я чувствую, как черные тени все приближаются к нам. О Боже, Боже! Зачем я вновь ступила ногой на этот проклятый берег!
— Какие еще, к черту, тени? — фыркнул я, так как и мои нервы были натянуты, как струны. — Мы здесь уютно устроились, а до Огайо и вовсе доплюнуть можно! Мы добрались аж сюда — так кто же, во имя Господа, может остановить нас сейчас?
И как будто отвечая на мой вопрос, откуда-то снаружи, со стороны дороги, послышался собачий визг и лай.
Касси вздрогнула, а у меня вдруг сердце ушло в пятки, хотя что, казалось бы, такого, если залаяла собака? Затем раздался стук шагов и звук мужских голосов, дверь распахнулась и с полдюжины крепких молодцов вошли в зал и крикнули хозяину, чтобы он принес им выпить и закусить. Мне они не понравились с первого взгляда: огромные крепкие парни с пистолетами за поясом, а у двоих из них были винтовки. Их вожаком был высокий чернобородый негодяй с перебитым носом, который окинул меня тяжелым взглядом, неохотно процедил «Добрый день» и вернулся к дверям, чтобы прикрикнуть на собак, привязанных снаружи. Я почувствовал, что Касси приникла ко мне, вся дрожа, и уловил ее чуть слышный шепот:
— Охотники за рабами! О, Господи, помоги нам!
Я подавил инстинктивное желание юркнуть за двери — что-то слишком часто мне приходилось уносить ноги в течение этого путешествия. Во рту у меня пересохло, а руки тряслись, но я заставил себя допить кофе и даже спросил у Касси, громко и спокойно, не хотела бы она съесть еще чего-нибудь. По правде, нам нужно было убираться отсюда и чем скорее, тем лучше, но при этом необходимо было не возбуждать подозрений, иначе нам крышка.
Вошедшие говорили так много, что наше молчание осталось незамеченным, и первые же их слова подтвердили опасения Касси.