Флешка
Шрифт:
– Как сказать… – медленно проговорил он. – Внешне – жаловаться грех: работа, жена, двое дочерей. А внутри…
Он помедлил.
– Корежит меня что-то в последнее время. Какие-то мысли… Злой стал. Хочется кому-нибудь голову разбить – никогда за собой такого не замечал… – задумчиво проговорил он. – Все думаю – может, это кризис среднего возраста?
– Ну, так кризис, наверное, в том и состоит, что человек, достигнув чего-то, начинает задавать себе вопросы – как жить, для чего жить? Если ответит на эти вопросы, живет дальше в согласии с собой. А не ответит –
– Какой вы добрый человек… – усмехнулся Филипп. – Сгорит… А если я не хочу сгорать?..
– Это у витязя на распутье три дороги. А у вас – две. Или понять, или сгореть… – значительно сказал Плотников.
– За что же мне такая честь? Почему именно передо мной? – попытался все свести к шутке Филипп.
– Не только перед вами, перед всеми… – ответил Плотников. – Только вы задумались, а остальные живут в большинстве своем как растения. Или вот как те же муравьи.
– Ну, так у меня-то книжка не про смыслы. А про железки, камешки… – сказал Филипп.
– Все книжки про смыслы. И плохие, и хорошие… – сказал Плотников.
– Каждый, кто пишет, делает это не просто так.
– Денег заработать… – сказал Филипп.
– Заработали? – в упор спросил Плотников.
– Не очень… – хмыкнул Филипп.
– И вряд ли рассчитывали. Что-то просилось из вас, требовало высказаться. Так? – спросил Плотников.
– Ну… Так… – нехотя кивнул Филипп.
– Вам казалось, что вы имеете уникальное знание, или хотя бы доступ к уникальному знанию – так? – пристально глядя на Филиппа, спросил Плотников.
Филипп кивнул, так же пристально глядя на Плотникова.
– И вы ведь считали, что этим знанием сможете что-то в жизни повернуть… – закончил Плотников.
– Эк вы меня изобличили… – засмеялся, впрочем, немного натужно, Филипп.
– Препарировали.
– Человеку достаточно препарировать себя, чтобы знать все о других…
– пожал плечами Плотников. – Мы все в общем-то одинаковые. Только камуфляж разный.
Они помолчали. Плотников понял, что Филипп, видать, не намерен говорить первым, и заговорил сам.
– Я до того, как погиб, работал, где как. Жизнь уходила в основном на пустой треп. А после смерти думал – как же теперь? И пошел в спасатели. Бог меня спас, я других спасаю… – он подумал и поправился: – По-крайней мере, пытаюсь…
– А вот сейчас вы меня тоже спасаете? – поинтересовался Филипп. – Я в опасности?
– Как сказать… – дернул плечом Плотников. – Вы объявили всему миру, что знаете какой-то новый путь.
– Ну уж – всему миру… – скептически хмыкнул Филипп. – Тиражом в тысячу экземпляров. Продавая через рыбный магазин – рядом с креветками, мидиями и воблой.
– То, что должно быть услышано, услышится… – значительно сказал Плотников.
– Я вот что хотел спросить… – Филипп навалился на край стола, приблизившись к Плотникову. – А почему именно в спасатели? Ну, повезло вам – и что ж? Кто-то ушел бы в запой, а кто-то жил бы как жил…
– Филипп, ну вы-то должны понимать… – с некоторой даже укоризной покачал головой Плотников. – Это же знак был. Не
– Так почему вы решили, что должны делать именно это? – тихо проговорил Филипп и замер, не сводя с Плотникова глаз. – Шли бы просвещать дикие племена или, что еще логичнее, проповедовали бы о вреде пьянства.
– Шуточками прикрываетесь? – улыбнулся Плотников. – Вот так все. Хи-хи да ха-ха. А можно и жизнь прошутить. Господь Бог указал мне путь. И вам указал. Только вы идти не хотите.
Филипп еще посмотрел на него, потом отвалился от стола и сказал, обводя взглядом стол, который официанты между тем успели уставить тарелками и кувшинами:
– Что-то мы с вами забыли про напитки и еду.
Плотников усмехнулся. Они принялись есть и пить, не говоря больше друг другу ни слова.
13
Утром в воскресенье Жанна, наконец, позвонила сама. Филипп был как раз дома и невидящими глазами смотрел в телевизор. Плотников накануне растревожил его. Неминуемо увязывалась с интересом Плотникова и Жанна – ей ведь тоже, признавал Филипп, что-то от него было нужно. «Потрахаться – это так, по пути… – думал Филипп. – Но неужели она приехала только ради моей книжки?!».
Когда он увидел на дисплее телефона ее номер, то сам не понял, был ли он вообще этому рад. Жизнь и так была не сахар, а тут нехорошие предчувствия, начавшиеся еще после встречи с Плотниковым, совсем завладели Филиппом. «Что ей от меня надо?» – настороженно думал Филипп.
– Да… – ответил он.
– Привет… Это я… Это Жанна… – проговорила она.
– Как будто я мог вас не узнать… – усмехнулся он.
– Давай на ты… – сказала она.
– После всего, что между нами могло было быть? – поддразнил он ее.
– После всего, что между нами будет… – со значением сказала она.
– Будет ли? – деланно пригорюнился он. – Ой ли? А кто не звонил мне два дня? Забыла меня совсем?
Жанна на другом конце города, в своем гостиничном номере, усмехнулась этим словам, правда, одними губами. Глаза ее смотрели на экран небольшого компьютера. Письмо из Москвы пришло утром. Из всех странных и необычных предметов, как-то проявивших себя за последний год, ей велено было проверить непонятный черный куб неизвестного материала, оживший буквально два-три дня назад в музее деревни Кулешовка при не до конца выясненных обстоятельствах. Про куб написала местная газета в разделе курьезов, кто-то перепечатал, и новость покатилась по интернету, как камень по речному льду.
– Как же я могла забыть?.. – машинально, читая новость и одновременно просматривая на компьютере карту, прикидывая расстояние до Кулешовки, проговорила Жанна. – Все помню. И свои обещания в том числе.
Филипп усмехнулся – ишь ты, обещания она помнит. Однако ему стало горячо. «В конце концов, почему бы нет? Ты мечтал прославиться, когда писал эту книжку, и вот уже первая поклонница мечтает запрыгнуть к тебе в постель… – подумал он. – А какие у нее при этом резоны – не все ли равно?»..