Флэшмен
Шрифт:
— Ну, хорошо, будь я проклят! — заявил он, когда я закончил, и налил себе еще. Он не улыбался, но чело его разгладилось. — Эх, ты, щенок! Хорошенькое положеньице, право слово. Изгнан с позором, клянусь богом! Тебя не выпороли? Нет? Я бы располосовал тебе спину. Впрочем, может я так и сделаю, проклятье!
Но он уже улыбался, хотя и криво.
— Что ты об этом скажешь, Джуди? — обратился он к женщине.
— Как я понимаю, это родственник? — сказала она, указывая на меня веером. Голос у нее был глубокий, хрипловатый, и я снова затрепетал.
— Родственник? Кто? Ах, проклятье, это же мой сын Гарри, девочка! Гарри, это Джуди… хм… Мисс Парсонс.
Она улыбнулась мне, сопроводив улыбку все тем же полунасмешливым
— Ну хорошо, — сказал отец, закончив извергать проклятия по адресу тех, кто доверяет таким педантам и буквоедам управление общественными школами. — Так что же нам теперь с тобой делать, а? Как прикажете поступать с вами, сэр? Теперь, когда вы запятнали наш дом бесчестьем?
Я размышлял над таким оборотом событий по дороге домой, и сразу высказал намерение поступить в армию.
— В армию? — буркнул отец. — Надо полагать, ты имеешь в виду, чтобы я купил тебе эполеты, позволив тебе жить королем и превратить меня в нищего оплатой по твоим векселям из Гвардейского клуба?
— Речь не о Гвардии, — заявил я, — у меня был на примете Одиннадцатый легкий драгунский полк.
— Так ты уже и полк выбрал? — он удивленно уставился на меня. — Проклятье, вот это хватка!
Мне было известно, что Одиннадцатый расквартирован в Кентербери. Он долго нес службу в Индии, и потому вероятность его отправки куда-нибудь за границу было невелика. У меня всегда было свое понятие о службе в армии. Но сатрап был пока слишком ошарашен: он начал распространяться о дороговизне армейской жизни, перескочил на мое изгнание и на мой характер в целом, потом опять вернулся к армии. Я видел, что портвейн оказывает на него горячительное действие, и почел за лучшее не давить.
— Драгуны, черт побери?! — грохотал он. — А ты знаешь, сколько стоит патент корнета? Без понятия? Никогда не слышал об этом? Конечно, не так ли, Джуди?
Мисс Джуди выразила мнение, что из меня может получиться весьма бравый драгун.
— Да? — сказал отец, бросив на нее удивленный взгляд. — Что ж, может и получится. Поглядим. — Он мрачно посмотрел на меня.
— Отправляйся-ка пока спать, — сказал он. — Мы поговорим об этом утром. Ты пока еще в немилости.
Но выйдя из комнаты, я услышал, как он вновь принялся склонять Арнольда почем зря, так что укладывался спать в прекрасном настроении и не сомневался в благополучном для себя решении вопроса. Конечно, отец был тот еще фрукт, и никто не мог угадать, какое коленце он выкинет в следующую минуту.
Как бы то ни было, утром, когда я присоединился к отцу за завтраком, речь об армии даже не заходила. Он был слишком занят метанием молний в адрес Бругама, — который, насколько я мог понять, предпринял отчаянную атаку на Королеву в парламенте, [4] — и обсасыванием скандала вокруг леди Флоры Гастингс, [5] о чем писала «Пост», и не обращал на меня особого внимания, а потом отправился в свой клуб. Такой расклад меня пока вполне устраивал, поскольку мой принцип — не заниматься несколькими вещами сразу, а мои мысли занимала сейчас только мисс Джуди Парсонс.
4
Речь лорда Бругама, произнесенная в мае 1839 г. «бичевала Королеву… с беспощадной жестокостью» (Гревилль)
5
Леди Флора Гастингс, фрейлина герцогини Кентской, была заподозрена в беременности, пока медицинское обследование не опровергло домыслы. Девушка снискала большие симпатии в обществе, зато юная королева, проявившая к ней резкую враждебность, сильно упала в мнении света.
Раз уж зашел разговор, скажу, что за в моей жизни было несколько сотен женщин, и я не из тех, кто хвастает своими победами. Да, немало я дел натворил в свое время, и, не сомневаюсь, немалое количество среднего возраста лиц обоего пола могли бы отозваться на имя «Флэшмен», если бы знали его. Но это к слову. Если только вы не из тех, кто склонен влюбляться — меня-то к этой категории не отнесешь, — то неизбежно впадете во грех, когда представится такая возможность, и чем чаще, тем лучше. Но Джуди была самым началом моей истории.
Я не был совершенно не опытен по части женщин: были у меня служанки и пара деревенских простушек, но Джуди была светской женщиной, а на таких я не замахивался. Не то, чтобы я стеснялся, вовсе нет. Я был достаточно красив и строен, чтобы привлечь любую юбку, но она являлась любовницей моего отца, и могла посчитать слишком рискованным строить шашни с его сыном. Но как оказалось, ее не пугал ни сатрап, ни кто-либо еще.
Она жила в нашем доме: юная королева только взошла на престол, и люди не отвыкли от обычаев, свойственных двору принца-регента и короля Билли, не то что в последующие времена, когда любовниц стало лучше не выставлять не всеобщее обозрение. Поутру я поднялся к ней в комнату, чтобы разведать местность, и обнаружил ее еще в кровати, читающей газеты. Ее обрадовало мое появление, и мы затеяли разговор. По временам она дарила мне взгляды и улыбки, и позволяла касаться своей руки, так что мне стало ясно: остальное — дело времени. Тут появилась служанка, а не то я осуществил бы свое намерение здесь и сейчас.
Как бы то ни было, отец, похоже, собирался допоздна оставаться в клубе, засидевшись за игрой, что с ним частенько случалось, так что я принял ее предложение зайти вечерком и составить партию в экарте. Мы оба прекрасно понимали, что играть будем отнюдь не в карты. Стоит ли удивляться, что придя к ней, я обнаружил ее прихорашивающейся, сидя перед зеркалом, и в ночной сорочке размерами с мой шейный платок. Подойдя к ней сзади, я стиснул ладонями ее груди, сдержал готовый сорваться с уст возглас поцелуем, и повалил на кровать. Ее желание не уступало моему, и мы сопряглись в не совсем обычном стиле: то один сверху, то другой. Из всего, что осталось у меня в памяти, когда все кончилось, вспоминается вот что: она сидит, отстранившись, нагая и прекрасная, и откидывает назад прядь, упавшую на глаза. Вдруг он рассмеялась, весело, во весь голос. Так смеются над хорошей шуткой. Тогда я был уверен, что она смеялась от радости, и воображал себя героем-любовником, но теперь мне сдается, предметом ее веселья был я. Мне было, напомню, семнадцать, и без сомнения ей смешно было видеть, как самодовольство так и прет из меня.
Потом мы для проформы сыграли в карты, и она выиграла, а потом мне пришлось убираться, потому что отец рано вернулся домой. На следующий день я сделал еще одну попытку, но на этот раз, к моему удивлению, она сбросила мои руки и сказала:
— Нет-нет, мой мальчик. Один разок для развлечения, да, но не более. Я занимаю здесь определенное положение и должна его сохранить.
Она имеет в виду отца и возможность, что прислуга все разнюхает, подумал я. Такой оборот огорчил и обозлил меня, но она снова рассмеялась. Не выдержав, я попытался шантажировать ее угрозой рассказать отцу о событиях прошлой ночи, но Джуди только скривила губы.