Флейта для чемпиона
Шрифт:
Шум голосов, возмущённых и разгневанных, поддержал Ларионова. И в шум этот вплела Татьяна Цветкова звонкую нить своего голоса:
– Ну что, Гуляева, как это ты проповедовала?
– передразнила: "В каждом человеке знаешь сколько бывает человеков. Самое меньшее - это два. Каждый человек сам себе двойник! А бывает и тройник! И четверик! Вот он зазнается, вот он раскается, вот он покается!.." Суди их, Ларионов, суди всю судейскую коллегию.
– Это не я говорила, не я, не я, и идея не моя!
– защищалась Лена.
–
– Здравствуйте, моя! Это всё Масюков придумал. И безумная идея эта его!..
– отчаянно возразила Надя.
Татьяна облегчённо выдохнула не без юмора:
– Сейчас всё на Нильса Бора свалят! А я что говорила? В настоящем человеке нет никакого двойника, ни тройника! В настоящем человеке бывает только один настоящий человек! Суди их, Ларионов, торжественно приказала она.
– И этот настоящий человек - Ларионов! Качать Ларионова!
– призвал всех Гена.
Светлана схватила усилитель и истерически закричала:
– Не качать! Не качать! Может быть, и есть люди, у которых нет внутри двойника, но не может быть, чтобы ничего аморального не было. Пусть Ларионов всё-всё про иконы и про милицию объяснит. И ещё пусть объяснит, почему он встречался то со Стеллкой, то со Степанидой?! Пусть объяснит, тогда я поверю, что на свете есть такие люди, как Ларионов.
Ларионов рассмеялся:
– Степанида и Стеллка - это одно и то же лицо.
– Значит, она никакая не сестра?
– пискнула Светлана.
– Никакая не сестра, - сказала Степанида.
– А как же это тебе удалось её так изменить в такую симпатичную сторону?
– недоверчиво спросила Светлана.
– Со мной сколько раз в детской комнате милиции разговаривали и про моральный облик, и про передовую молодёжь, и про равнение на передовых... Всё мимо. Вениамин сказал мне в первый же вечер: если человек умеет делать очень хорошо что-то плохое, значит, он так же хорошо может делать и хорошее!
– сказала Степанида.
– А про иконы, про иконы!
– вновь завелась Светлана.
– А что про иконы? Гусь свои иконы подарил Третьяковский галерее. Отец их подреставрировал, между прочим, с помощью Гуся. Вы знаете, какой Гусь художник?! Правда, ему Босс пытался подменить пару подлинных икон копиями, но я думаю, что он их вернёт, - сказал Вениамин.
– С божьей помощью, - заулыбался Гусь.
– Или с помощью милиции, - заулыбался Вениамин.
Весь двор взорвался аплодисментами.
Гусь шутливо раскланялся и даже сделал книксен:
– Большое русское мерси!.. Да хватит об иконах! Я, ребята, чего хочу. Я хочу ту расписку, что дал вам, переписать с олимпийских игр на всю жизнь. Вот, - он вынул из кармана листок бумаги и прочитал всем: - "Я, Гусь, то есть Гусев Виктор Михайлович, даю расписку в том, что я на всю жизнь завязываю всё, что я делал раньше, в чём и подписываюсь... Виктор Михайлович Гусев".
– Разреши и я тоже подпишусь под этим за компанию.
– И Степанида тоже расписалась под листком.
– И вообще, - продолжал Гусь, изображая на лице хитрейшую гримасу из хитрейших, - мне ваша мать-начальница Гуляева предлагала на вашем вечере самодеятельности по примеру древних греков сбацать вальс-чечётку, я сначала отказался, а сейчас подумал: а почему бы мне действительно не сбацать эту самую чечётку?.. И ещё, у вас Цветкова какую-то викторину олимпийскую хотела устроить, я и в ней тоже...
– Ты в викторине?
– удивился Тарас.
– А почему бы нет?
– сказал Гусь.
– Вот ведь у этих эль-греков были не одни олимпийские спортивные игры, ведь у них и ещё были... как это они назывались?.. Панафи... панафи... Забыл... Подскажи, Тарас, какие ещё были Олимпийские игры в Греции?..
– Какие, какие ещё?
– ответил Тарас, чувствуя какой-то подвох в словах Гуся, - были у них и ещё Олимпийские игры...
– Значит, и ещё и ещё... Эх, ты, знаток... Может, Тарасу кто подскажет, на каких ещё священных праздниках состязались греки?..
Все молчали, смущённо переглядывались, даже изобретатели инициативы проведения олимпийских игр но марафон-прыжкам в высоту. Одна Цветкова знала ответ на вопрос Гуся, но и она молчала.
– Кроме Олимпийских игр, древние греки состязались на панафинейских, немейских, пифийских, истмийских и других священных праздниках, - сказал Гусь и затем коротенько и с полным знанием дела изложил суть и смысл, разницу и единство всех этих состязаний. Затем он почитал стихи наизусть из раннего Эренбурга, из среднего Вознесенского, из позднего Евтушенко... Затем он попросил спросить у него, есть ли жизнь на Марсе и на других планетах... Затем он... впрочем хватит и этого.
Если бы вместо всего этого Гусь заказал бы такую высоту, которую может заказать только шестовик, а именно: установить планку на высоте пять метров шестьдесят сантиметров, и, заказав бы её, взял бы эту высоту безо всякого шеста, а с помощью одних своих ног, то и это бы поразило всех на дворе гораздо меньше, чем поразило их то, что они услышали своими ушами из уст Гуся: и про панафинейские, немейские, истмийские игры и т.д. и т.п., и услышанные ими стихи раннего Эренбурга, среднего Вознесенского и позднего Евтушенко, и обещание Гуся ответить на вопрос, есть ли жизнь на Марсе. Поэтому вопрос Светланы Мухиной:
– А как же: "И как Цезарь с своей Нифертитою, на приёмы в посольство ходить"?
– А как же Отелло, который отравил свою Дездемону мороженым? И этот вопрос, заданный Надеждой Фокиной, и вопрос Светланы Мухиной вдруг показались почему-то неуместными и даже глупыми. Тем более, что в воздухе, как бы всё ещё продолжали гореть неоновым светом строчки из среднего Вознесенского:
...Рим гремит, как аварийный
отцепившийся вагон.
А над Римом, а над Римом
Новый год, Новый год!