Флибустьер
Шрифт:
— Сеньоры! Предлагаю вам вступить в мою команду и разбогатеть, — сказал я. — Желающие, шаг вперёд.
Кто-то из испанцев перевёл мою речь соотечественникам, они начали переглядываться между собой, раздумывая над щедрым предложением.
— А если не вступим? — спросил один из испанцев, тот, который переводил.
Шон скрестил руки на груди и выразительно посмотрел на меня.
— Может, всё-таки вздёрнем? — вздохнул он.
Я оставил его вопрос без ответа. Не хватало ещё спорить с ним у всех на виду.
Один из испанцев, низкорослый и чернявый, оглянулся по сторонам, на своих, подобрался, растолкал тех, кто стоял ближе, и вышел вперёд. В спину ему полетела тихая испанская брань, но он шёл с гордо поднятой головой, не обращая внимания на чужое мнение.
— Как зовут? — спросил я.
— Мигель Мартинез, — ответил тот.
— Идите на шхуну, сеньор Мартинез, — приказал я. — Документы подпишем чуть позже.
Следом из толпы вышел ещё один, здоровенный детина, похожий на медведя, вставшего на задние лапы.
— Хорхе Гарсия! — громогласно объявил он.
— Ступайте туда же, сеньор Гарсия, — кивнул я и глянул на остальных испанцев.
Те смотрели обеспокоенно, но выходить и вступать в пираты не рвались.
— Что будет, если не вступим? — спросил ещё раз тот же испанец.
— Ничего. Мистер Келли, прикажите спустить шлюпку. Да бросьте туда бочку воды и мешок сухарей, — произнёс я.
— Есть... — недовольно протянул Шон и отправился на шкафут.
Шлюпку спустили на воду, и первые из испанцев сунулись было вниз, но их тут же остановили.
— Деньги, золото, драгоценности в шлюпке вам не нужны, — сказал я. — Кладите прямо на палубу и можете спускаться.
Надежда на лицах испанцев снова сменилась тревогой и беспокойством, очевидно, деньги и драгоценности имелись далеко не у всех.
— А что, если у нас нет денег?! — с вызовом спросил всё тот же испанец.
Он мне уже надоел своими расспросами. Я вздохнул, достал пистолет, взвёл курок и застрелил этого любопытного без лишних слов. Испанцы вздрогнули, зашевелились, покосились на повешенного капитана, на застреленного товарища. Повторять их судьбу никому не хотелось. Кто-то стал распускать пояс, вынимать монеты из сапог, распарывать швы на куртках, вскрывая тайники.
— Компренде? — спросил я.
Понятно было всем.
Кучка ценностей на палубе потихоньку росла и множилась, не только пиастрами и дублонами, но и разной ювелиркой, начиная от простых золотых крестиков и заканчивая кольцами и цепочками.
Испанцы набивались в тесную шлюпку, как сельди в бочку, некоторым не хватило места на банках и садиться приходилось прямо на борт, рискуя вывалиться при очередной волне. Пожалуй, нужно было дать им две шлюпки, но было уже поздно. Авось доберутся до какого-нибудь из островов. Меня это не особо заботило.
Флибустьеры добили раненых и теперь обыскивали мёртвых, несколько человек пошли шариться по каютам, Шон и Эмильен отправились в трюм, поглядеть на груз. Я пока смотрел, как отчаливает шлюпка с испанцами, рискующая перевернуться от любой волны.
— Капитан! Гляди, кто тут у нас! — послышался голос Жоржа.
Я обернулся и увидел, как они с Робером выволакивают на шкафут упирающегося дородного священника в пыльной рясе. Здоровенный золотой крест с драгоценными камнями резко контрастировал с грязной сутаной, перстни и кольца на жирных пальцах поблескивали в лучах солнца, как бы он не пытался их спрятать под рукавами.
— В пассажирской каюте под кроватью прятался! — хохотнул Жорж.
— Вы будете гореть в аду! Проклятые пираты! — рычал священник. — Слуги Сатаны!
— Дайте ему в зубы, чтоб заткнулся, — попросил я.
Робер ухмыльнулся и без лишних колебаний выдал святому отцу увесистую оплеуху. Священник не удержался на ногах, рухнул на колени, забормотал молитвы на латыни.
— Homo homini lupus est, padre, — произнёс я, глядя ему в лицо. — Сымайте золото, святой отец.
— Я — келарь монастыря святого Франциска! Вы не посмеете! — с вызовом произнёс он, поднимаясь на ноги.
Я рассмеялся, и флибустьеры рассмеялись вместе со мной.
— Мне казалось, что францисканцы это аскеты, — хмыкнул я. — Вы нарушаете обет нестяжательства, святой отец, это грешно. Сымайте золото, мы вас избавим от этого греха.
— Вы будете гореть в аду! — взвизгнул келарь.
— Да я это уже слышал, — равнодушно ответил я. — Парни, святому отцу нужно помочь. Грех жадности слишком глубоко въелся в его душу.
Пираты снова расхохотались, сорвали с жирного францисканца крест, принялись снимать кольца, келарь упёрся, сжимая пухлые кулачки, и Робер снова ударил его в зубы.
— Падре, не вынуждайте отрезать вам пальцы, — сказал я. — Мучеником от этого вы всё равно не станете.
— Бог накажет вас! Накажет вас всех! — буркнул он, снимая перстни с пухлых пальцев.
Кольца были ему малы и снимались с трудом, пальцы раскраснелись, и священник никак не мог их снять, сколько бы ни дёргал.
— Водичкой сбрызните, святой отец, — посоветовал я.
Не пришлось. Падре наконец-то сумел снять все кольца, бросил на палубу, с вызовом посмотрел на меня.
— Вот и славно. Можете быть свободны, святой отец, — сказал я. — Прошу вас покинуть корабль.
— Что? Но... Как?! — вскинулся он, оглядываясь по сторонам в поисках хоть какой-то поддержки, но встречал только насмешливые взгляды пиратов.
— Если бы не прятались, уплыли бы вместе с командой, — пожал плечами я. — Хотя, может, вы их ещё догоните, они недалеко ушли. Может, даже вернутся за вами, если попросите.
Падре кинулся к борту, шлюпка с командой виднелась в полукабельтове от нас, испанцы потихоньку гребли, стараясь не опрокинуть перегруженную шлюпку.
— Сами прыгнете, или вам помочь, святой отец? — спросил я. — Пророк Иона прыгнул сам.