Флибустьер
Шрифт:
Священник, высокий немолодой мужчина, спокойно посмотрел на меня, будто и не замечал ни перевязи с пистолетами, ни палаша, ни откровенно разбойничьей физиономии. Я посмотрел на него в ответ, чувствуя, что робею перед ним, как школьник перед директором.
— Что привело тебя, сын мой? — спросил он.
Я крепко задумался, прежде чем дать ответ. В какой-то степени меня в эту церковь привёл случай, но говорить о Божьей воле не хотелось. Тем более перед тем, что я планировал совершить.
— Кхм... Святой отец... — произнёс я, пересилив
Глава 39
— Исповеди в нашем приходе по пятницам, сын мой. Приходи завтра, — сказал священник.
— Я — моряк, святой отец, и отплываю уже сегодня, — с нескрываемым сожалением ответил я. — В море может всякое произойти, я не хочу выходить без исповеди.
— Ну хорошо, — кивнул священник. — Прошу за мной.
Здесь, как и в любом другом католическом храме, исповедальня представляла собой отгороженные раздельные кабинки. В одну вошёл священник, а во вторую — я.
— Слушаю тебя, сын мой, — произнёс он из-за тонкой перегородки.
Я тяжело вздохнул и достал пистолет, держа его внизу.
— Я согрешил, святой отец. Убил, защищаясь, — тихо сказал я. — Полчаса назад.
— Кажется, я слышал выстрелы сегодня, — сказал священник.
— Да. Это был я, — сказал я.
— Раскаиваешься ли ты в своём грехе? — строго спросил священник.
Я прислушался к собственной совести и понял, что не раскаиваюсь. Нисколько.
— Нет. Их было пятеро, и они хотели нас убить, — сказал я.
— Грех убийства тяжким бременем будет висеть на твоей душе, пока ты не раскаешься, сын мой, — сказал он.
— Знаю, — сказал я и сунул пистолет к перегородке. — Давайте вашу рясу, святой отец, покуда я ещё одного греха не совершил. Господь велел помогать ближнему своему.
Священник замолчал, видимо, собираясь с мыслями, из-за перегородки я не видел его лица. Почему-то мне казалось, что он так же спокоен и собран, как и до этого.
Я почувствовал, как у меня вспотели ладони. Я изрядно нервничал, ведь если падре задумает выкинуть какой-нибудь трюк, то нам придётся уходить отсюда с боем, с пальбой и фейерверками, а портить отношения с Бас-Тером и всей Францией мне жутко не хотелось. Сдаваться властям и дрыгать ногами на виселице тоже.
— Несомненно, ты — пират, — тихо протянул священник.
— Это так, — хмыкнул я.
— И это грех. Скажи, грабил ли ты корабли под флагом Франции? — строго спросил он.
Я замялся, вспоминая «Лилию».
— Да, святой отец. И в этом раскаиваюсь, — вздохнул я.
Кажется, именно с «Лилии» начались все злоключения. Возможно, если бы не ограбленный бриг, дела пошли бы совсем иначе, но нет, я доверился той наводке и слепо ринулся за «богатой добычей».
— Твою душу ещё можно спасти, — заключил он.
— И как же? — хмыкнул я.
Наверняка потребует пожертвование, как пить дать. Я вспомнил некоторых попов из моего времени, рассекающих на дорогущих джипах и с трудом помещающихся в рясу.
— Покаяться, — ответил священник.
— Каюсь, грешен, — сказал я и снова ткнул пистолетом в перегородку. — Давайте-ка рясу, святой отец. А лучше две.
— Две? — удивился он.
— Не могу же я своего человека бросить, — сказал я.
— Хорошо. Будь здесь, — сказал он.
— Э-э-э, нет, — протянул я. — Выходим вместе.
Я быстро стянул камзол, перекинул через руку, прикрывая пистолет. Дождался, пока священник выйдет из исповедальни, не прекращая держать его на мушке, вышел следом за ним.
— Прошу за мной. И друга своего позови, — сказал святой отец.
Я окинул взглядом церковь, всё вроде было спокойно. Хорхе сидел, откинувшись на лавке и прикрыв глаза.
— Нет. Идёмте, — сказал я.
Он повёл меня через какие-то коридоры и лестницы, совершенно спокойно, будто и не находился под прицелом моего пистоля. Наконец, мы остановились в какой-то небольшой скромной келье, и он вытащил из сундука две длинные рясы из коричневой шерсти.
— Можешь убрать пистолет, сын мой, — сказал он, протягивая мне одежды.
Я так не думал. Взял оба свёртка свободной рукой, не переставая держать его на мушке.
— Простите, святой отец, — искренне сказал я.
— Бог простит, — улыбнулся он. — А французские корабли не трогай больше.
— Не буду, — сказал я. — Давайте-ка обратно.
Не хватало мне ещё заблудиться в этих коридорах. И мы пошли обратно. В церкви всё было по-прежнему тихо и спокойно, так, что мне даже не хотелось отсюда уходить, но я понимал, что чем скорее окажусь на борту «Ориона», тем лучше. По-хорошему, лучше было бы сделать так, как говорил святой отец, вместе с Хорхе пройти внутрь коридоров и переодеться там, чтобы выйти уже замаскированными, но я опять действовал, не подумав. Меня это уже начинало раздражать.
— Постой, — сказал священник, когда я уже собрался уходить к Хорхе. — Вот, держи. На память. Чтобы помнил.
Он протянул мне простые деревянные чётки с крестом. Я повертел внезапный подарок в руке, сунул за пазуху.
— Благодарю, святой отец, — сказал я.
— Идите с миром, — сказал он.
Я поспешил к сидящему на лавке испанцу. Хорхе был бледен от кровопотери, но небольшая передышка пошла ему на пользу. Я бросил ему рясу на колени.
— Надевай и уходим, — тихо сказал я.
Прихожане в нашу сторону не смотрели, и я быстро набросил рясу поверх своего костюма, благо, меня она укрывала полностью, с головы и до ног. Хорхе тоже натянул свою, и очень вовремя. Дверь церкви распахнулась, и внутрь, не забывая снимать шляпы и креститься на входе, вошли четверо солдат с сержантом. Они тут же окинули всё цепким взглядом, сержант поспешил к священнику, который уже беседовал с какой-то пожилой почтенной матроной.
— Валим. Сначала ты, жди меня на улице, я сразу за тобой. Постарайся не хромать, — прошептал я ему на ухо.