Флирт с дьяволом
Шрифт:
Драчинский понял, что Волошин ошибался, а может быть Париж Волошина был совсем другим. Влад всю свою сознательную жизнь стремился к Парижу своей мечты, а оказавшись здесь, он убедился, что этого Парижа не существует. Разочарование было болезненным и тяжёлым. Лёжа на травке в Булонском лесу и с лёгким отвращением наблюдая за бродящими по ухоженным дорожкам парочками обесцвеченных перекисью гомосексуалистов, Драчинский понял, что ещё немного – и он впадёт в депрессию. Такого хичхайкер просто не мог допустить. Бросив на землю кожуру от украденного на рынке банана, Влад решительным шагом направился к ближайшей автостраде. Он решил
Драчинский голосовал на шоссе под Лионом, когда разразился бурный, почти тропический ливень. Мгновенно промокший до нитки Влад огляделся в поисках укрытия. Метрах в двустах виднелись какието строения, но в наступивших сумерках трудно было разобрать, что это. Это оказалась ферма. Дом хозяев был заперт, на звонки никто не отзывался.
Отчаявшийся Влад перелез через загородку и забрался в ближайший сарай, оказавшийся хлевом. Он замёрз и был голоден. Свиньи, находящиеся в хлеву, напротив, пребывали в прекрасном настроении. Они чтото лениво хлебали из корыт, время от времени поглядывая на дрожащего от холода Драчинского круглыми бусинками глаз.
Свиньи раздражали Влада.
"Ещё немного, и я возненавижу весь мир", мрачно подумал голодный хичхайкер.
Он достал из мешка, стоящего в углу, горсть ячменя и, опустившись на солому, принялся с отвращением жевать его под любопытными взглядами свиней.
* * *
Чем больше Харитон Ерофеев размышлял над своей идеей, тем больше она ему нравилась. Он должен найти и нанять красивого сексуального русского парня, который под его чутким руководством охмурит принцессу Стефанию и женится на ней, а затем введёт самого Харитона в высшее общество Европы. Возможно, Харитон даже вложит часть своих денег в игровой бизнес княжества Монако. Принадлежность к высшему обществу открывала ему массу возможностей для деловых контактов. И хотя он прекрасно знал, что делать большие деньги в Европе законным путём практически невозможно, поскольку доведённая до маразма бюрократия тормозила производство, а налоги съедали основную часть прибылей, думать об этом было приятно.
– Недаром говорят, что в Америке экономика двадцать первого века и социальное обеспечение девятнадцатого века, а в Европе экономика девятнадцатого века и социальное обеспечение двадцать первого века, – подумал Ерофеев. – Может стоило поехать в Америку?
В Америку Харитон не поехал по двум причинам: изза русской мафии и потому, что там не было французских аристократов.
На самом деле заниматься бизнесом в Европе Ерофееву совсем не хотелось. Он забавлялся этой мыслью лишь для того, чтобы убедить себя самого, что идея подсунуть Стефании русского парня, чтобы поднять престиж России в глазах всего мира была не полностью бредовой и стоила того, чтобы воплотить её в жизнь.
Время от времени подсознание вытворяет с людьми странные вещи. Отцы втайне надеются на то, что дети воплотят в жизнь их нереализованные мечты. У Ерофеева не было сына, у него не было любимой женщины, он никогда не станет настоящим аристократом, но думая о том, как его ставленник будет действовать, соблазняя принцессу Монако, Ерофеев представлял на его месте себя самого – себя молодого и красивого, себя утончённого и изысканного, себя влюблённого и внушающего любовь. Даже сами по себе эти мечты были прекрасны.
Харитон усмехнулся у потянулся к телефонному аппарату.
"Интересно, что там приключилось с Большеуховым?" – подумал он. "Он так и не позвонил ни вчера, ни сегодня."
Не желая показаться навязчивым, Ерофеев не стал звонить утром. Уже почти четыре. Что ж, надо будет сделать ещё одну попытку.
* * *
Похмелье было мучительным и кошмарным, как китайские пытки. Пьер Большеухов подумал, что он умирает. Но, к сожалению, он не умирал. Он лишь страдал, и страдания его были невыносимы. Подлая стерва сдохла, не оставив ему ни гроша. Более того, через сутки он должен будет оставить дом, роскошный особняк МотерсидеБелей, в котором он прожил одиннадцать лет, одиннадцать прекрасных лет.
Дом больше не казался Пьеру тюрьмой. Это был рай, наполненный прекрасными воспоминаниями о восхитительных завтраках, которые ему приносили в постель вышколенные слуги, об обедах и ужинах, о сидении в шезлонге среди пылающих яркими огнями цветов. Но внезапно всё закончилось. Судьба в лице окончательно помешавшейся графини нанесла ему предательский удар в спину.
Он, Пётр Большеухов, старый, растолстевший и никому не нужный ни на родине, ни в этой чужой для него стране, завтра окажется выброшенным на улицу, как старый шелудивый пёс.
Пьер попытался заплакать, но у него не хватило сил даже на это.
В дверях появился дворецкий с трубкой в руках.
– Вас к телефону. Месье Ерофеев, – сказал он.
Большеухов наморщил лоб, мучительно припоминая, кто бы это мог быть.
– Вы будете говорить? – вежливо поинтересовался дворецкий. – Я могу сказать, что вас нет.
– Буду, – сделав над собой героическое усилие, – ответил Пьер.
Его руки так тряслись, что ему пришлось порядочно потрудиться чтобы как следует прижать трубку к уху.
– Пьер! Привет! – услышал он весёлый голос Харитона. – Что там с тобой стряслось? Перебрал, празднуя получение наследства?
Теперь Большеухов вспомнил, кто это был. Его новый знакомый. Мультимиллионер. Бывший директор нефтегазового комбината.
– Меня больше нет. Ты разговариваешь с мёртвым человеком, – простонал Пьер.
Слова он выговаривал с трудом.
– Что, так плохо? – озабоченно спросил Ерофеев.
– Хуже не бывает. Это конец, – не в силах сдержать себя, всхлипнул Большеухов.
– Подожди. Я сейчас приеду, – решительно заявил Харитон. – И запомни: русские никогда не сдаются. Всё будет хорошо.
– Спасибо, друг. Приезжай, – пробормотал Пьер.
Трубка выскользнула у него из рук и с глухим стуком упала на ковёр.
* * *
Марсель оказался ещё хуже Парижа. Если не считать роскошного широкого проспекта, ведущего от вокзала к старому порту и ещё парочки более или менее приличных улиц, больше смотреть было не на что. Улицы старого города были ещё более узкими, чем в столице. На них не было даже собак. Солнце раскаляло асфальт почти до точки кипения, так что народ предпочитал без особой необходимости не выходить из дома.