Флоренс Аравийская
Шрифт:
Несколько часов спустя на сайте газеты «Нью-Йорк таймс» в Интернете появилась статья, озаглавленная следующим образом:
ВЗРЫВЧАТОЕ ВЕЩЕСТВО, ПРИМЕНЕННОЕ В МАТАРСКОЙ «ВЕРБЛЮЖЬЕЙ БОМБЕ», ИДЕНТИЧНО ТОМУ, КОТОРОЕ ИСПОЛЬЗОВАЛОСЬ ПРИ ВЗРЫВЕ СУДНА, ПРИПИСЫВАЕМОМ ФРАНЦУЗСКИМ СПЕЦСЛУЖБАМ
Следователи сообщают о наличии экзюперина в останках Королевского Верблюда, на седле и одежде раненого эмира.
Томас Лоуэлл
Специально для «Нью-Йорк таймс»
В течение часа эта новость облетела всю планету. В апартаментах Малика, которые были срочно переделаны в больничную палату, тоже имелся
Немного найдется в мире руководителей государств, предпочитающих узнавать дурные новости из телевизионных репортажей, и тем не менее в наш электронный век такое случается весьма часто. Даже американские президенты порой получают неприятную информацию именно таким образом, а вовсе не от своих генералов и руководителей спецслужб. Малик начал яростно нажимать кнопку звонка и вопить на весь дворец. Слуги, врачи, охрана и духовные наставники – все бросились на его зов.
Для Франции момент был не самый удачный. Президент республики находился в этот момент в Квебеке с целью поддержки референдума, призывающего всю Канаду принять французский язык в качестве единственного официального. Теперь же, вместо того чтобы утверждать первенство языка Корнеля, Расина, Мольера и, если настаиваете, Виктора Гюго, элегантный предводитель галлов отбивался от целой толпы оголтелых репортеров, которые с микрофонами наперевес требовали от него признания – «давал ли он свою личную санкцию на убийство матарского эмира».
Президент «категорически и настоятельно» отвергал эти «абсурдные» домыслы, отвергая параллельно «в тысячный раз уже, о'кей?» тот факт, что Франция принимала какое бы то ни было участие в затоплении судна «Уэйлпис» с защитниками природы на борту. Он изо всех сил пытался повернуть разговор в сторону величия французского языка и тех причин, по которым владельцы скотоводческих хозяйств где-нибудь в Альберте должны именно на нем заполнять свои налоговые декларации, однако репортеры настойчиво соскакивали на тему экзюперина, поскольку это сложнейшее взрывчатое вещество производилось только во Франции и пользовались им – по крайней мере до настоящего момента – только специалисты французских вооруженных сил и секретных служб. В конце концов президент оказался вынужден искать убежища в стенах французского консульства в Монреале, где первым делом, буквально кипя от ярости, он прорычал своему помощнику:
– Свяжите меня с Делам-Нуаром – быстро!
Тем временем в Вашингтоне некая инициативная группа, назвавшаяся «Друзьями свободного Матара» и располагавшаяся в кабинетах компании «Ренард стратиджик комьюникейшнз», была занята размещением объявлений размером в целую страницу в газетах и журналах США и за рубежом. Эти объявления весьма агрессивно рекламировали статьи Томаса Лоуэлла в «Нью-Йорк таймс» и призывали к международному расследованию ситуации в Матаре. Основной мотив этой рекламной атаки был позаимствован из репортажей Томаса и обыгрывал тот факт, что Франция просто-напросто манипулировала Васабией, которая являлась в этой истории не более чем «простым орудием» Парижа. Согласно репортажам Томаса, Васабию убедили принять участие в матарском перевороте. И сделал это не кто иной, как «те же спецслужбы, которые теперь подложили взрывчатку под седло эмира». Франция, как утверждал Томас, была твердо намерена усадить на трон «своего человека» для того, чтобы «вывести Васабию из равновесия».
Но и это было еще не все: в рекламных объявлениях сообщалось также о том, что лица французской и васабийской национальности захватили в Матаре американку Флоренс и вдову почившего («и всеми любимого») эмира Лейлу. «Друзья свободного Матара» заявляли, что обеих женщин держат
Каждое объявление завершалось словами, набранными крупным, кричащим шрифтом:
ПОЧЕМУ МОЛЧИТ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ДЕПАРТАМЕНТ США?
Все это привело к заметному оживлению в Париже, Каффе и Вашингтоне. Американский президент, не очень склонный к сильным выражениям, прочитав один из этих памфлетов, не удержался и во время своего утреннего брифинга сказал:
– Что за хрень творится в этом Матаре?
То, что ситуация стремительно приближается к кризису, было очевидно из газетного заголовка, появившегося уже на следующий день:
ЗАЩИТНИКИ ЖИВОТНЫХ ВОЗМУЩЕНЫ ИСПОЛЬЗОВАНИЕМ ВЕРБЛЮДА В ПОКУШЕНИИ НА УБИЙСТВО
Раздаются многочисленные призывы к законодательному запрету на использование верблюдов в политических убийствах.
Глава тридцать четвертая
«Quelle ordure», – думал Делам-Нуар на своем языке, и это означало примерно следующее: вот попал так попал.
Он ждал, когда его пригласят в покои эмира, время от времени прикладывая к влажному лбу изысканный носовой платок. Последние несколько дней прошли не самым лучшим образом. На него обрушились звонки разгневанного президента Франции, взбешенного короля Васабии и крайне нервозного эмира Матара. Тем не менее он решил достойно держать удар и выглядеть молодцом. В конце концов, он был человеком une certaine dignite, то есть, попросту говоря, знал себе цену.
Наконец дверь открылась, и он вошел в знакомую комнату. Впрочем, сейчас она выглядела иначе.
– Bonjour, mon emir. Счастлив отметить – выглядите вы гораздо лучше.
– Что? – рявкнул Малик. – А?
Врач немедленно прошептал на ухо Делам-Нуару, что слух эмира пострадал на девяносто процентов. Делам-Нуар огорченно вздохнул. Вдобавок к тому, что он был человеком немалых достоинств, он был также и человеком нюансов – художником жеста и тонкого намека. Однако теперь ему предстояло прокричать свои объяснения прямо в (уцелевшее) ухо безногого мелкого диктатора с лиловым лицом. Он понимал, что это будет непросто. Ситуация в Амо-Амасе ухудшалась самым катастрофическим образом.
После трансляции телевизионного репортажа об экзюперине – quel desastre! [24] – Малик два раза злобно отказался отвечать на звонки президента Франции. Он также отказался разговаривать с принцем Бавадом, который жаждал убедить его в том, что Васабия отнюдь не была орудием Франции. Малик отказал в разговоре даже королю Таллуле.
В этой туповатой враждебности эмира укреплял Салим бен Джудар, который теперь принял на себя еще и обязанности визиря. Фетиш был арестован. И даже не просто арестован, а подвергнут допросу с пристрастием людьми Салима. Он слишком часто выступал в защиту Делам-Нуара и la belle France. [25] И это теперь тоже было проблемой. Делам-Нуару оставалось только молиться и уповать на то, что Фетиш окажется крепким малым. Впрочем, по собственному опыту он знал, что на преданность платных информаторов рассчитывать не приходится.
24
Какая беда! (франц.)
25
Прекрасная Франция (франц.).