Флот решает всё
Шрифт:
Так и получилось, что после трёх дней добровольного заточения в «Чебышах», Матвей всё-таки выбрался на свежий воздух. Деньги, замотанные в чистую тряпицу, он спрятал поглубже, в потайной карман, который собственноручно пришил изнутри к своей гимназической шинели. Кроме намеченного похода в оружейной магазин, ему предстояла ещё одна встреча, куда более важная, и о ней Матвей думал с некоторой опаской. Следовало разыскать Кольку Вяхирева и обсудить с ним содержимое лаборатории, спасённой приятелем из сарайчика во дворе дома на Воронцовской. Он не забыл о своих планах взять запас реактивов и кое-что из оборудования с собой, в Африку, но сперва это следовало хорошенько упаковать для долгого и трудного переезда. Да и тащить всё это в «Чебыши», которые всегда были под особым подозрением у полиции, не стоило. А значит — надо уговорить Кольку доставить опасный груз на вокзал, прямо к отбытию поезда, заколоченным в крепкий фанерный ящик, вроде тех, что продаются на почте для упаковки посылок. До отъезда в Одессу, прикинул Матвей, остаётся ещё полторы недели — они должны успеть подготовить всё, как положено.
Москва,
Николаевский вокзал
Перрон дрогнул и поплыл назад, а вместе с ним поплыли и высокие, в два с половиной этажа, арки, и решётчатые своды вокзального дебаркадера. Николаевский вокзал, один из двух концов главной железной дороги Империи — Вениамин уже и со счёту сбился, в который раз ему приходилось вот так отбывать отсюда, или наоборот, приезжать, меняя новую столицу Империи Российской на старую, и наоборот.
Что ж, на этот раз он мог поздравить себя: дело, ради которого он посещал Москву, сделано. Для этого пришлось провести два долгих вечера в разговорах с «вольным атаманом» — они встречались в гостинице «Метрополь», где Ашинов во свойственной ему тягой к показной роскоши снял трёхкомнатные апартаменты, и всякий раз они засиживались допоздна. К концу второй встречи Вениамин поймал себя желании достать из кармана кителя «бульдог» и застрелиться — или, ещё лучше, пристрелить собеседника, смертельно надоевшего ему своими неуёмными амбициями, безграничной уверенностью в собственной непогрешимости, а паче того, вульгарной манерой выражаться вкупе с писклявым голосом. И, тем не менее, приходилось признать, что для целей затеянной его департаментом операции Ашинов подходит, как нельзя лучше — как раз те качества, что так раздражали Остелецкого, позволят в будущем без труда манипулировать будущим предводителем «вольных казаков» и главой станицы (вернее, всё же, «военного поселения») Новая Москва.
И прав, на все сто процентов прав граф Юлдашев — оставлять Ашинова без присмотра нельзя ни на миг, и уж тем более, отправлять его в свободное плавание, уповая, что дело в Абиссинии как-нибудь устроится само собой. Те же амбициозность и авантюризм, что обещают сделать «вольного атамана» послушной марионеткой, за ниточки которой дёргает военно-морская разведка, наверняка рано или поздно угробят всю затею, обещающую при ином, благоприятном исходе такие богатые дивиденды.
Остелецкий усмехнулся, поймав себя на этом словечке — «дивиденды». Вряд ли Ашинов, вообще-то не блещущий образованием, знает, что оно означает, но почти всё время их бесед он посвятил вопросам финансов. Понять «вольного атамана» можно — он, разумеется, понимал, что первое, второе и третье условия успеха его предприятия — это деньги, деньги и ещё раз деньги. Своим изворотливым умом авантюриста и купеческого отпрыска он безошибочно угадал, что «военный картограф» представляет тех, то эти деньги способен выделить — или, наоборот, единственным росчерком пера поставить на всей затее жирный крест.
Старался Ашинов, как говорят охотники, «в пустой след». Венечка ещё до встречи с ним, по результатам изучения собранных материалов, сделал свой вывод — и не изменил его после личного знакомства с «вольным атаманом». Потому он так уверенно раздавал обещания с Аристархом и студентами даже выделил им немаленькие деньги — проездные и подъёмные, из подотчётных ему казённых сумм без всяких ведомостей и расписок. Так что теперь, сбеги кто-то из его «рекрутов» с полученными деньгами, Вениамину пришлось бы покрывать недостачу из собственного кармана.
Впрочем, он полагал, и не без оснований, что хорошо разбирается в людях, и был уверен, что никуда «рекруты» не денутся — сделают, как было договорено, и в назначенный день и час встретят его на пирсе в Одессе. Ничуть не меньше он был уверен и в решении патрона — граф Юлдашев не раз имел возможность убедиться, что Остелецкий слов на ветер не бросает. Раз сказал, что прожект Ашинова стоит поддержать — значит, так оно и есть.
Дебаркадер остался позади, мимо поплыли унылые кирпичные заборы, пристанционные строения и боковые пути, заставленные товарными вагонами. Вениамин устроился поудобнее и закрыл глаза — на этот раз дорогу из Москвы в Петербург он намеревался провести во сне. Хорошо бы приобрести каким-нибудь чудесным способом умение высыпаться вперёд, загодя, подумал он, задрёмывая под стук колёс — потому что, если всё пойдёт, как он планирует, ближайшие недели две представится не так уж много возможностей для нормального отдыха.
VI
Санкт-Петербург,
Адмиралтейство.
— Добираться до Таджуры им придётся на перекладных. — сказал Юлдашев. Вениамин с графом наклонились над столом, на котором было развёрнуты географические и морские карты. Одну из них, крупномасштабную, на которой были нанесены и Чёрное, и Мраморное море, а так же, восточная часть Средиземноморья, граф сейчас и изучал.
— Из Одессы пароходом Доброфлота, идущим в Александрию, с заходом в Стамбул. Карандаш графа скользил по бумаге. — Из Александрии — на зафрахтованном судне. Сотрудник нашей египетской миссией как раз занимается этим вопросом. Пароход под итальянским флагом, совершает регулярные рейсы из Александрии в Аден и дальше, в турецкую Басру.
— А что мешает сразу выделить им пароход? — Остелецкий прищурился, разглядывая значки на карте в районе Суэцкого канала — Скажем, того же Доброфлота? Дел-то на рыбью ногу…
— Дело, действительно, нехитрое. — согласился граф. — Однако, не хотелось бы светиться в этом деле совсем уж явно. Надо, чтобы у стороннего наблюдателя возникло стойкое впечатление, что вся эта затея — сугубо частная инициатива, под которую ушлый авантюрист Ашинов сумел собрать средства у доверчивых энтузиастов и благотворительных организаций. Тем более, подтверждений тому масса, все газеты пестрят…
И он кивнул на журнальный столик, заваленный разными изданиями — на русском, французском и других европейских языках. подобные организации.
— Что до роли государства — пусть думают, что она сводится к тому, что власти не создают затее Ашинова помех… ну, ещё, возможно, закрывает глаза на некоторые нарушения.
— Вроде ста пятидесяти пудов мясных консервов, списанных на флотских складах, как испорченные? — понимающе иронически улыбнулся Остелецкий. — Или семь тысяч пудов овса и ячменя, показанные в бумагах военного ведомства, как порченные жучком, а на самом деле дожидающиеся погрузки в одесском порту?
— И это тоже. Знаете, при российских традициях казнокрадства и лихоимства подобные вещи мало кого удивят. Скорее, удивились бы, если бы обошлось без них.
— Что верно, то верно. А винтовки вы тоже оформите, как частные пожертвования?
— Как приобретённые из воинских арсеналов для переделки в охотничьи ружья. Если вы не в курсе, есть купцы, по большей части из старообрядцев — так они скупают старые, ещё времён войны, ружья и везут их за Урал, и дальше, до самого Иркутска и Читы. Там местные умельцы переделывают их под кремнёвые замки и дробовые патроны, и продают охотникам да звероловам. Капсюли — они, знаете ли, кусаются, так что сибирские мужички предпочитают охотиться по старинке. А уж что там на самом деле отгрузили со складов очередному такому купчику — гладкоствольное ружьё, или устаревшие, но вполне пригодные для стрельбы винтовки системы Крнка или Карле, которыми после балканской кампании доверху забиты все арсеналы — кто будет проверять? Мы бы и пушки им дали, из турецких трофеев, да только для такого дела нужны грамотные артиллеристы, а у Ашинова их нет.