Флот решает всё
Шрифт:
Но это было делом давним — теперь же, в порыве великодушия, подогретый водочными парами, вождь подарил Сагалло и окружающие земли своему побратиму. Казак проникся — и в благодарность посулил абиссинскому вождю восемь тысяч русских винтовок военного образца, чем окончательно привёл Лейту в восторг.
Игра, таким образом, намечалась вполне серьёзная. Ашинов примерял на себя роль предводителя заморской колонии с портом, крепостью, и восьмитысячным отважным союзным войском. Он имел уже некоторый опыт организации казачьих поселений — в 1879-м году, сразу после победоносного окончания войны, он затеял и с треском провалил попытку воссоздания Черноморского казачьего войска. Тогда дело кончилось громким скандалом и многочисленными обвинениями в растратах, но теперь-то всё просто обязано было сложиться иначе! Вольный атаман уже видел себя эдаким абиссинским Ермаком, готовым поклониться царю африканской землицей, а то, что новые подданные, в отличие от сибирских инородцев и татар Кучума принадлежали к православной (ладно, монофизитской, но кто станет вникать в подобные тонкости?) вере, делало затею ещё привлекательнее. Новая Запорожская Сечь на берегах Красного моря — что может быть веселее? «Сарынь на кичку» — и берегитесь, британские пароходы!
Впрочем, так далеко планы Ашинова, конечно, не заходили. Война, как и было сказано, закончилась; заключённые договора снова сделали океаны свободными для морской торговли. Тем не менее, рассуждал Ашинов, русское морское ведомство наверняка заинтересуется перспективой устроить в заливе Таджуру угольную станцию для клиперов и броненосных фрегатов, отправляющихся на Дальний Восток — благо недавняя морская кампания, выигранная с таким блеском, подтвердила эффективность российской военно-морской доктрины.
Свою африканскую авантюру Ашиновы начали с переименования Сагалло в станицу «Новая Москва». В наскоро сооружённых возле крепости хибарах обосновались десяток казачков из «атаманского конвоя»; французский флаг, давно уже выгоревший под абиссинским солнцем, содрали, как ненужную тряпку, и на его месте подняли русский триколор.
Скандал разразился изрядный. Французские газеты наперебой возмущались выходкой «furieux Cosaque Ataman» [2]. Сам же Ашинов, который предпочёл временно убраться с африканского континента, появился в Киеве и имел там оглушительный успех. Обыватели с Крещатика наперебой рассказывали друг другу, что в Новой Москве уже четыре сотни казаков; что основатель станицы был принят самим императором эфиопов Иоанном IV и везет с собою на воспитание дочь и наследника эфиопского престола, что его сопровождают черные монахи с письмом своего монарха к царю Александру Третьему.
Ашиновы всячески старались поддерживать эти слухи. Они на самом деле привезли с собой «племянницу негуса» по имени Оганесс. Были, правда, злые языки, утверждавшие, что смуглоликая барышня — никакая не родственница абиссинского императора, а девица по имени Аришка, которую София Ашинова подобрала в Константинополе, новой столице только что учреждённого государства Юго-Славия, где на троне сидел родной брат российского императора — и взяла оную особу в услужение. Но это уже не имело значения — восторженную толпу не смущал даже вполне приличный русский язык «эфиопки». А уж атаман продемонстрировал киевской публике самых настоящих «абиссинских священников» — последние сомнения отпали.
Правда, и тут нашлись Фомы неверующие, утверждавшие, что один этих священнослужителей — поп-расстрига откуда-то с Кубани, но таким уже никто не верил. Да и как верить, если сам киевский митрополит Платон произнёс пылкую речь в защиту абиссинского «прожекта»? Да что там митрополит — Ашинов ухитрился стать своим человеком в окружении будущего премьер-министра Витте, служившего тогда в Киеве по путейской части.
В это же время же «вольный казак» близко сошёлся с редактором газеты «Киевское слово» профессором Антоновичем. Его дом на Новой Владимирской быстро превратился в своеобразный штаб «абиссинской экспедиции». У профессора собирались сливки киевского общества — сановники, профессора, финансисты, обладающие немалым весом и в Санкт-Петербурге. Так что, когда несколькими месяцами спустя, Ашинов отправился в Санкт-Петербург, он точнознал, что следовало говорить министрам и что можно просить у царя.
Поистине, смелость — или наглость! — города берёт! Ашинова, разумеется, не удостоили встречи с императором, не того полёта была птица, — однако, кое-кто в окружении венценосца с благосклонностью принял прожект абиссинской кампании. Не нашлось особых возражения и против другой, не не менее важной части прожекта — он позволил Синоду направить с Ашиновым духовную миссию из четырёх десятков монахов во главе с отцом Паисием. А главное — ему разрешили открыть по всей стране сбор средств в пользу абиссинского духовенства и церквей, и запретил препятствовать «вольному казаку» Ашинову набирать волонтеров и переселенцев для станицы «Новая Москва». Столичная публика тем временем зачитывалась статьями о поселениях «православных казаков» в Африке; «Современные известия» на полном серьёзе писали:
«Ермакъ и Кольцо триста л ? тъ тому назадъ покло нились царю Сибирью, нын ? вольныя казаки , т ? же и такіе же , кланяются Русскому Царю Абиссиніею . Продолжаютъ он ? славить русское имя , являть русское мужество и на верховьяхъ Нила , и въ пустыняхъ Судана , и въ пажитяхъ Месопотаміи» .
А известный путешественник, доктор Елисеев, припоминал, что
«…еще въ 1882 г., въ бытность мою въ Египт ? , я слышалъ о нашихъ казакахъ , пробирающихся въ Абиссинію и кое — гд ? живущихъ среди бедуиновъ Суакимской пустыни . Съ 1883 г . начинается бол ? е постоянное движеніе вольнаго казачес тва на Востокъ черезъ Анатолію, Палестину и Суэцкій перешеекъ…»
Петербургская эскапада Ашинова имела ещё один результат, едва ли не самый важный из перечисленных выше, о котором Ашинов знать не мог. Его «Прожект» привлек пристальное внимание графа Юлдашева, руководителя департамента военно-морской разведки, и теперь доверенный помощник графа Вениамин Остелецкий катил в Москву, чтобы самолично присмотреться к «атаману».
По результатам этих «смотрин» и будет приятно решение: зарубить ли затею на корню, или всё же окажет оказать поддержку этому несомненному, хотя и талантливому авантюристу? Разумеется, устраивать его встречу с Государем Юлдашев не собирается, а вот устроить так, чтобы Ашинов получил в своё распоряжение необходимые средства, оружие, судно, способное доставить его «переселенцев» в Африку — это дело друго, это вполне по силам Юлдашеву и возглавляемому им ведомству. Причём провернуть всё предстоит без лишнего шума. Пусть публика думает, что это своего рода частное предприятие, а уж что выйдет из него дальше — это, как говорят в Одессе, из которой Ашинову предстоит отправиться в свой африканский вояж, будем посмотреть.
[1] Эти события подробно описаны в третьей книге цикла, «Курс на Юг».
[2] (фр.) неистовый казачий атаман
IV
Москва,
Воронцовская улица,
дом мещанина Фаддея Анисимова.
На заднем дворе дома номер пять по Воронцовской улице приткнулся к стене покосившийся дровяной сарайчик. Его уже много лет не использовали по прямому назначению — законный владелец дома соорудил новый, более обширный навес ближе к чёрному ходу, через который таскали дрова для кухни, и сарайчик оказался в безраздельном распоряжении Матвея. Раньше он хранил там сокровища, бесценные для всякого мальчишки; позже к коллекции стали добавляться старые журналы и книги, которые юноша не хотел держать дома. Фаддей Лукич, по роду своей деятельности привыкший проявлять внимание к тому, что хранят и прячут окружающие — тюремный надзиратель, как-никак! — ни разу не поинтересовался, чем занимается сын в стареньком сарайчике. Видимо, бдительности тюремному надзирателю хватало и на службе; в результате Матвей получил в своё полное и безраздельное владение несколько квадратных аршин под щелястой крышей, на которых мог делать всё, что душе угодно.
Со временем в сарайчике появился старый стол, приспособленный под верстак, кое-какие инструменты, а в земляном полу Матвей с помощью своего приятеля-реалиста Коли Вяхирева выкопал и оборудовал тайник глубиной в человеческий рост. К этому вопросу ребята подошли со всей ответственностью: тщательно подогнанную крышку из дверки выброшенного на свалку шкафа каждый раз присыпали землёй, и утаптывали сверху так, что стоящий на ней человек ничего бы не заметил. Это было необходимо — ведь узнай Фаддей Лукич о содержимом тайника… нет, Матвей даже думать об этом не хотел. Сейчас в тайнике хранилось несколько картонных коробок, стеклянных банок, а так же бутыль с мутной жидкостью — результат похода своего на аптечный склад. Когда Матвей вернулся туда на следующий день, ему без всяких возражений наполнили принесённую емкость азотной кислотой — «крепкой водкой», как выразился отпускавший товар приказчик. Он, правда, был не тот, что вчера — но какая, в конце концов, разница? Химикаты есть химикаты, кто бы их не отпустил.