Флоту - побеждать!
Шрифт:
– Аполлон Аполлонович, - с неприязнью глядя на лейтенанта процедил Вирен, - вы понимаете, что идёт бой, и выводить броненосец из линии сейчас совершенно недопустимо?
– Понимаю, ваше превосходительство, - спокойно глядя в глаза адмирала, ответил Дмитриев.
– Я сообщил факты и своё мнение по этому поводу. А принимать решение вам.
Свежеиспечённый контр-адмирал посмотрел на лейтенанта отнюдь не с восхищением, но уже понял, что прав этот обер-офицеришка, а не он.
– Согласен, - процедил сквозь зубы младший флагман.
– Выходим вправо. Поднять сигнал: 'Имею повреждения.
'Пересвет' стал постепенно отклоняться в сторону от генерального курса, что с удовлетворением отметили японцы: наконец-то и русский корабль линии был выбит из строя.
Десятидюймовые пушки 'Победы' имели лишних пять тонн по сравнению со своими аналогами на 'Пересвете' и 'Ослябе'. А дальнобойность их была ниже. С чего бы это?
А ларчик просто открывался: повышенная 'дульная энергия' победовских орудий делала противопоказанными большие углы возвышения стволов. Поэтому на сверхдальние дистанции 'Победа' стреляла похуже своих систершипов. Но на средних или малых её двухсотдвадцатипятикилограммовые снаряды, за счёт своей скорости, обладали таким чудовищным импульсом, что превосходили, наверное, даже и своих 'коллег' калибром в двенадцать дюймов.
Кормовая башня 'Победы' саданула залпом как раз в тот момент, когда следовавший в её струе 'Пересвет' уже стал вываливаться из боевой линии. И оба снаряда попали. На удивление удачно попали. Но с разной степенью 'удачности': один пробил броню в районе ватерлинии, куда немедленно заструилась вода, а второй вообще дел натворил - пронизав защиту среднего каземата верхнего яруса шестидюймовой батареи, он, разбрасывая по сторонам куски железа, устремился дальше, в самое нутро 'Сикисимы', по дороге разорвав тело подносчика снарядов. Дальше на пути брони не встретилось, но взрыватель уже догорал. И рвануло уже при попадании в то место средней трубы, где сходились две из двух же котельных отсеков. Разворотило, само собой...
Ну так 'вот те нате - хрен в томате': Тяга в топках стала стремительно падать, дым, не вытянутый трубами дым, стал растекаться по всем близлежащим помещениям. И главная проблема была не собственно в дыме - ну да, режет глаза, затрудняет видимость... Не это главное. Сжечь уголь полностью, до углекислого газа, (тоже не подарок) можно даже сейчас, в начале двадцать первого века, пожалуй, только в лаборатории. В любой печи шёл, идёт, и будет идти конкурирующий процесс с образованием газа угарного. А это та ещё дрянь. Если в воздухе всего один процент моноксида углерода - смертелен один вдох.
Конечно, когда дым смешивался с воздухом казематов и котельных, концентрация яда не достигала столь критических значений, но и дышали в такой атмосфере японские моряки не несколько секунд. Причём не просто дышали - таская снаряды весом в полцентнера или лопаты с углем, интенсивно таская, и лёгкие тоже вентилируешь весьма интенсивно...
Не говоря уже о том, что кроме собственно угарного газа в угольном дыме содержалось предостаточно и другой всевозможной дряни, которая, может, и не была столь токсична, но дыхательные пути раздражала здорово.
Ну и что, скажите, толку от комендора, который постоянно заходится в приступах кашля?..
Капитан первого ранга Терагаки, получив доклад о том, что творится во 'внутренностях' его 'Сикисимы' думал недолго:
– Погасить задымлённые топки, прекратить огонь из верхнего каземата...
– Дым распространяется и по нижнему, - добавил ещё одну ложку дёгтя старший артиллерист.
– Хорошо, - с ненавистью глянул командир броненосца на капитан-лейтенанта.
– Эвакуировать все расчёты артиллерии правого борта из казематов... Рубка - машинному!
– Есть машинное!
– донеслось из амбушюра.
– На какую скорость мы можем рассчитывать?
– В лучшем случае десять-одиннадцать узлов...
Минут за десять до этого попадания адмирал Того вышел на левое крыло мостика 'Микасы' - находясь в боевой рубке можно иметь более-менее оперативную информацию о состоянии собственного корабля, частично - о том, что творится на следующем в твоей кильватерной струе мателоте, но не более. Об остальных - очень эпизодические и неточные сведенья. Тем более, что многие из них уже потеряли возможность передавать сообщения ввиду того, что у них были сбиты мачты, стеньги, сгорели фалы...
А то, что дела идут совсем не лучшим образом, командующий Объединённым флотом страны Ямато стал понимать достаточно давно. Сегодня русские, судя по всему, оказались сильнее. И открывшаяся панорама битвы только подтвердила подозрения японского адмирала: 'Асахи', по которому практически безответно лупил 'Цесаревич' ещё держался, но огрызался из своих пушек совсем вяло, 'Сикисима' держался молодцом, и даже сумел выбить из линии русский броненосец. Но это был единственный позитивный момент. Севернее главного кильватера, получившие в дебюте сражения серьёзные повреждения 'Ясима', 'Адзума' и 'Ниссин', вроде бы справились, вышли из 'нокдауна', и снова собирались влиться в общий кильватер. Но четырнадцать узлов эта компания вряд ли сможет держать...
В хвосте колонны русские 'полтавы' совершенно конкретно разносили вдребезги и пополам единственные оставшиеся в строю два броненосных крейсера. Их командиры Мацути и Ясиро продолжали держать генеральный курс, но отстреливались уже очень вяло.
А отряд адмирала Дева уже отворачивал избитый снарядами крейсеров Рейценштейна. Горели все трое. Все трое имели совсем непрезентабельный вид. Только подходящий Шестой боевой отряд спасал положение. Для адмирала Дева спасал - не для адмирала Того. Адмирал Того понял, что сегодня самый благоприятный для него вариант - унести ноги без потерь в броненосных кораблях.
– Сигнал эскадре: 'Поворот влево на шесть румбов. Отходить в Чемульпо'.
***
– Разбиты! Отступают!!
– восторженно заорал Кирилл Владимирович, наблюдая как 'Микаса' принял влево, а 'Асахи' с 'Сикисимой' покатились за ним.
– Виктория! Поздравляю вас, Степан Осипович!!
– Не с чем пока поздравлять, ваше высочество, - хмуро отозвался Макаров, не отрывая бинокля от глаз.
– Ни одного броненосного японца не потопили...
– Смотрите - третий!
– восторженно выкрикнул Щенснович.