Фолкнер
Шрифт:
Много лет спустя Фолкнер выразит эту мысль следующими словами: "Человек гораздо важнее, чем его окружение, чем все законы и все эти жалкие и убогие деяния, которые он совершает, как раса, как нация, важно одно — человек, в это надо верить, никогда этого не забывать".
Можно предположить, что именно в период, предшествовавший созданию романа "Свет в августе", Фолкнер с особой обнаженностью столкнулся в своих раздумьях о Человеке с тем, что проблемы нравственные так тесно переплетены с проблемами социальными, что разделить эти нити в клубке человеческой судьбы невозможно, и, видимо, надо описывать этот клубок во всей его запутанности, в сложном, подчас причудливом переплетении разнохарактерных, разнородных, но неразделимых нитей. Каждый человек несет в своем сознании неизгладимые следы своего прошлого, своего окружения, воспитания, данного ему, убеждений и предрассудков,
"Роман сам избирает свою форму", — не раз утверждал Фолкнер. Так произошло и с романом "Свет в августе". Сложность затронутых в нем проблем продиктовала и сложную композицию романа, в котором сосуществуют несколько историй, почти независимых сюжетов, связанных между собой, казалось бы, почти случайно, только по воле автора. Но, заканчивая роман, читатель ощущает, что только соседствование и взаимодействие этих как будто независимых друг от друга жизненных историй дает смысл всему повествованию, обнажает и формирует мысль писателя, идеи, которые он хотел выразить.
На первый взгляд утверждение Фолкнера, что "это главным образом история Лины Гроув", опровергается самим романом, в котором история Лины Гроув занимает сравнительно малое место, являясь, по существу, только обрамлением романа. Но для Фолкнера важно было не количество страниц, отведенных Лине, а тот глубокий смысл, который несет в себе ее история, тот свет, который она отбрасывает на другие человеческие судьбы, собранные в этом романе.
Роман действительно начинается с Лины Гроув. Одинокая, незамужняя женщина на девятом месяце беременности, без денег, без вещей пробирается из Алабамы, по существу, неизвестно куда в поисках своего возлюбленного, который скрылся в неизвестном направлении.
Ни здесь, ни далее на протяжении всего романа Фолкнер не описывает внешности Лины Гроув. Но, представляя ее на первых страницах, писатель характеризует Лину такими краткими, однако очень емкими словами: "Из-под блекло-синего чепца, полинявшего не от воды и мыла, она смотрит спокойно и любезно — молодая, миловидная, бесхитростная, доброжелательная и живая".
Да, действительно, Лина Гроув доброжелательна и бесхитростна. Она охотно рассказывает каждому свою простую историю — она повстречала парня по имени Лукас Берч и полюбила его. Он уехал, пообещав вызвать ее, когда где-нибудь устроится, но весточки от него так и не пришло, хотя Лина без тени сомнения верит, что это просто случайность, недоразумение, что он где-то ждет ее, а так как ей пришла пора рожать, то она и решила отправиться в путь в твердой уверенности, что найдет отца своего будущего ребенка. С этой спокойной уверенностью она повторяет: "Я думаю, семья должна быть вместе, когда рождается ребенок. В особенности первый. Я думаю, господь об этом позаботится". Ее бесхитростная простота и доброжелательность невольно вызывают симпатию людей и желание помочь ей, даже у замужних женщин, обычно не расположенных к незамужним девицам, собирающимся рожать неизвестно от кого. Ее подвозят на попутных повозках, кормят, пытаются припомнить, не встречали они в окрестностях веселого балагура по имени Лукас Берч. В конце концов кто-то говорит ей, что на деревообделочной фабрике в Джефферсоне как будто работает человек с такой фамилией.
В характеристике Лины Гроув следовало бы выделить жирным шрифтом или курсивом одно слово — живая. Это главное в Лине. В ней все естественно, она живой, ясный человек, не отягощенный грузом предрассудков, воспитания, религиозных предубеждений. В этой неотягощенности есть даже доля условности, но Фолкнер находит оправдание этой условности — Лина сирота, она жила в семье брата, где ею никто не занимался, где от нее требовали только выполнения тяжелой работы по хозяйству.
В поношенном синем платье и с огромным животом в субботу во второй половине дня Лина Гроув появляется в дверях склада деревообделочной фабрики около Джеф-ферсона. Здесь она застает одного-единственного человека, ибо рабочий день уже закончился. И тут же выясняется, что люди, пославшие ее сюда, перепутали фамилии. Ей нужен Берч, а фамилия человека, стоявшего перед пей, Банч, Байрон Банч. Случай, чистый случай, привел сюда Лину Гроув именно в тот час, когда здесь трудился в одиночестве Байрон Банч. Но неминуемое произошло — Байрон Банч увидел эту женщину и понял, что обязан ей помочь.
Он еще не подозревает, к каким последствиям для него приведет эта случайная встреча. А на самом деле происходит вот что: "Байрон влюбляется. Влюбляется вопреки всем заповедям своего ревнивого и строгого деревенского воспитания, требующего, чтобы предмет
Байрону Банчу, единственному из героев романа, Фолкнер не дал биографии, лишил его прошлого. Есть только намек на то, что Байрон Банч прожил свою жизнь — ему лет тридцать пять — без всяких происшествий, катаклизмов. Он рядовой, обычный человек, старающийся честно и тихо пройти по жизни, не причиняя никому зла. Он верит в прописную истину, что ленивые руки порождают грешников. Потому-то он и остается работать в субботу во второй половине дня, когда все остальные уже отправились отдыхать. Его интересуют не сверхурочные заработки, он считает должным занять себя работой. Потом он возвращается в меблированные комнаты, моется, ужинает, седлает своего мула и отправляется за тридцать миль от города в деревню, где он руководит церковным хором, — эта служба продолжается весь воскресный день. Около полуночи он опять седлает мула и едет обратно в Джефферсон "ровной, на всю ночь заведенной трусцой". А в понедельник утром лесопилка уже готова вновь занять его работой. Таким безобидным способом Байрон Банч спасается от жизни. Он не бежит от жизни, но сторонится ее, он ни к чему не стремится, он нашел, как улитка, свое убежище, свой духовный покой и верит, что так и проживет всю свою жизнь.
И тут вдруг появляется эта женщина и смущает покой Байрона Банча. Ведь он-то сразу догадывается, что отец ее ребенка, которого она разыскивает и уверена, что найдет, не кто иной, как работавший здесь; на лесопилке, непутевый и никчемный парень, назвавшийся Джо Брауном. А из-за леса поднимается в небо высокий столб дыма — Байрон Банч знает, что это, — это горит старинный дом Джоанны Верден, — и Байрон Банч смутно подозревает, кто замешан в этом темном и страшном деле.
Байрон помнит, как три года назад на лесопилке, где он работает, появился странный человек. "Он не был похож на босяка в босяцком рубище, но бездомностью от него так и веяло, словно не было у него ни города, ни городка родного, ни улицы, ни камня, ни клочка земли. И сознание этого он нес как знамя, с выражением независимым, жестоким, чуть ли не гордым". Человек этот со странным именем Джо Кристмас приходил на лесопилку, молча отрабатывал свои часы и так же молча уходил, ни с кем не разговаривая, замкнутый в своей мрачной ожесточенности. Никто из рабочих долгое время не знал даже, где он живет, только потом кто-то пронюхал, что он ютится в хибарке на земле Джоанны Берден.
Так впервые в романе упоминается имя Джоанны Берден, хотя сама она в действии пока никакого участия не принимает. Фолкнер пишет здесь о ней предельно кратко, но в этой краткости — зерно и содержание одного из интереснейших образов романа: "Она живет одна в большом доме — женщина средних лет. Живет там с рождения, но все еще пришлая, чужая: ее родители приехали с Севера в Реконструкцию. Северянка, негритянская добро-хотка — до сих пор по городу ходят слухи о ее странных отношениях с неграми, городскими и иногородними, хотя прошло уже шестьдесят лет с тех пор, как ее дед и брат убиты на площади бывшим рабовладельцем в споре об участии негров в штатных выборах. Но и поныне что-то тяготеет над ней и имением — что-то темное, нездешнее, грозное, хотя она всего только женщина, всего только отпрыск тех, кого предки города имели причины (или думали, что имели) страшиться и ненавидеть. Но тут оно: отпрыски и тех и других, в их связях с вражьими тенями, и рубежом меж ними — видение давно пролитой крови, ужас, гнев, боязнь".
Внимательный читатель, конечно, уже приметил в этой краткой характеристике звено, связывающее Джоанну Берден с историей Джефферсона, с Гражданской войной и последовавшей за ней Реконструкцией, — ведь это полковник Сарторис застрелил ее деда и брата, добивавшихся осуществления права негров на участие в выборах, эпизод этот уже промелькнул в романе "Сарторис".
Так вот, было известно, что Джо Кристмас живет в хибарке, приютившейся неподалеку от старинного дома Джоанны Верден. Кое-кто знал и о том, что у Джо Кристмаса можно тайком купить бутылку самогонного виски, но те, кто знал, помалкивали об этом.
А с полгода назад на лесопилке появился этот новый парень, назвавшийся Джо Брауном, бездельник и болтун, и Байрон Банч слышал, что он поселился вместе с Крист-масом в его хибарке. Теперь уже стало довольно широко известно, что у Джо Брауна можно купить самогонное виски с ходу, прямо в переулке, где он поджидает покупателей с бутылкой за пазухой. Жители города отметили и то, что у Кристмаса и Брауна появился автомобиль, в котором они разъезжают по улицам. Потом Кристмас бросил работу на лесопилке, а через некоторое время вслед за ним ушел и Джо Браун.