Фонтаны на горизонте
Шрифт:
Господин Яльмаров просит не покидать судно.
Разве я арестован? — Бромсет гневно смотрел на Северова.
Нет. Я надеюсь, что для этого нет оснований. —Северова изумило то, что говорил гарпунер.
К тому же я иностранный подданный, и никто не имеет права мне приказывать!
Бромсет повысил голос. Северов больше не сомневался: гарпунер в чем-то виноват и боится, что его вина раскроется. Иначе бы он не вел себя так. В чем же виноват перед Советской властью Бромсет? Северов оставил гарпунера на мостике у трапа, за поручни которого
— Орацио! Гнилая макарона!
От оглушительного крика Яльмаров и Северов даже вздрогнули. Яльмаров покачал головой, а в его глазах Северов заметил веселые огоньки.
На пороге появился старый итальянец с кофейником. Разлив по чашкам густую темную жидкость, от которой по каюте поплыл вкусный аромат, Орацио торопливо вышел из каюты. Сердце у него билось так сильно, что его
стук отдавался в ушах.
— Вкусный кофе, — похвалил Яльмаров, отхлебнув несколько глотков горячей жидкости.
Это доставило Ханнаену удовольствие, и он похвалился:
— У меня лучший кофе среди всех китобоев мира. «Мерзавец!» — назвал про себя Северов капитана
и перевел новый вопрос Яльмарова:
– Когда ваше судно было у Командорских островов
и сколько вы набили там котиков?
– Что-о? — Ханнаен смотрел на Яльмарова остановившимися глазами и не видел, как из перекосившейся в его онемевших руках чашки кофе лился на стол.
Северов сказал ему:
— Вы проливаете кофе!
— Что-о? — повторил Ханнаен и посмотрел на коричневую лужицу, от которой Яльмаров отодвигал свои бумаги. Капитан переводил взгляд с Ивана Алексеевича на Яльмарова. Лохматый, с полуоткрытым ртом, он сейчас походил на затравленного зверя. В каюте было тихо.
Наконец Яльмаров сказал:
В молчанку нам нечего играть. Когда были на островах Беринга?
Никогда не были, — оттолкнул от себя чашку с кофе Ханнаен. — Ни на каких островах не были!
Ханнаен отрицал и то, что у них на судне был Комбаров, и то, что они ставили «мягкие пробки». Это для Северова было новостью.
— Представьте себе, какие подлецы, — пояснил Яльмаров, — забили устья нескольких рек тушами китов, чтобы те там гнили и преграждали путь лососевым, идущим на нерест.
Северов почувствовал себя виноватым в том, что он
просмотрел новое преступление китобоев. У него вырвалось:
Как же я не заметил этого?
Ловко действовали господа концессионеры, — Яльмаров вернулся к беседе с Ханнаеном: — Значит, вы не заводили китовые туши, например, в бухту Моржовую?
Ханнаен стоял на своем. Яльмаров постучал карандашом по блокноту, в котором делал заметки, и попросил Северова пригласить Бромсета.
Гарпунер был на мостике и дымил трубкой. Он вошел в каюту, пристально, изучающе посмотрел на Ханнаена.
Яльмаров с улыбкой в глазах сказал гарпунеру:
Капитан китобойца отказался от всего!
От чего всего? — высокомерно спросил Бромсет. Ему перечислили. Юрт пососал трубку, вынул ее изо рта, посмотрел на мундштук со следами зубов и покачал головой.
— Господа заблуждаются. Мы всего лишь простые китобои. Мы строго придерживались условий концессии, что может удостоверить господин Северов. Мы били китов и приводили их к базе. Больше ничем не занимались. А о том, о чем вы спрашиваете, — Бромсет поднял плечи, развел руками, — мы не имеем и представления...
Гарпунер, как и Ханнаен, отказался от всех предъявленных им обвинений. Сначала с большим спокойствием, а потом с наигранным возмущением он заявил:
— Я отказываюсь дальше вести подобную беседу. Она оскорбляет меня, капитана Ханнаена и всех китобоев.
Северов с удивлением смотрел на Бромсета. Перед ним не было того любезного собеседника, который всего несколько часов назад показывал ему гарпунную пушку, жаловался на свою судьбу. Иван Алексеевич видел наглого, грубого человека, державшегося вызывающе.
— Разрешите последний вопрос? — попросил Яльмаров.
Бромсет небрежно кивнул.
Вы утверждаете, что не заводили китовые тушив бухту Моржовую?
Я не миллионер, чтобы бросать туши. Если мне удается загарпунить кита, то я буксирую его к базе на разделку.
Благодарю за разъяснение. — Яльмаров захлопнул блокнот, аккуратно вставил карандаш в ушко блокнота и спрятал его в портфель, громко щелкнув замками. «Щелкает, как дверь тюремной камеры», — подумал Ханнаен и поежился.
Яльмаров поднялся.
— Пройдемте на палубу. Я хочу вам показать любопытную вещь.
Застегнув шинель, он молча вышел из каюты. Все двинулись за ним. Бромсет почувствовал приближение какой-то опасности. «Что еще готовит этот большевик?», - со злобой подумал он.
На палубе судна в ожидании китобоев стояли два краснофлотца с миноносца. Их синие форменки со светлыми воротниками выделялись среди пестрой одежды китобоев.
Матросы расступились перед Яльмаровым, и Северов увидел, что один из краснофлотцев держит гарпун, уперев его носом в палубу.
Яльмаров, указывая на гарпун, спросил Ханнаена:
— Ваш гарпун?
Тот пожал плечами. Бромсет тоже не отозвался. Яльмаров указал на клеймо на гарпуне и прочитал:
«Вега-первая». Берген. Норвегия».
Что же из этого? — не выдержал Бромсет. — Гарпун наш. Ну и что?
Гарпун вырезан из туши кита, которую вы оставили в Южном заливе бухты Моржовой.
Бромсет, не вынимая трубки из зубов, процедил:
Киты часто обрывают линь и уходят с гарпунами, а затем от ран дохнут. Тушу волны прибивают к берегу в любом месте.