Формула невозможного
Шрифт:
— Науке.
— Ох, и спешите вы, молодые, с выводами. Установки подобного типа эксплуатируются добрый десяток лет.
И вдруг явление, неизвестное науке! «Неизвестное науке» — это же очень серьезно, это же чрезвычайно! Не надо, дорогой Валерий Петрович, бросаться такими словами…
— Хорошо, не буду, — улыбнулся Валерий. — Подскажите, что делать. Не верить?
— Нет, этого я вам никогда не скажу. Наше поколение слишком хорошо знает, как это жить и не верить людям. Обязательно надо верить.
— Согласитесь, однако…
— Понял. Вы хотите сказать:
— Именно это.
Левин закурил. Молчал, тяжело глядя на кончик папиросы. Лицо у него было сейчас утомленное и вялое.
Он встал, прошелся по комнате, взял с полки какую-то книгу, долго рассматривал, поставил на место.
— Эйнштейн, — заметил он не оборачиваясь. — Великий человек.
Валерий промолчал: не хотелось говорить что-нибудь вроде: «Да, конечно» или «О, разумеется».
— Теперь о деле. Если вопрос стоит категорически: не верить человеку или сомневаться в науке… — Эммануил Семенович сделал паузу и вдруг сказал весело: — Я, например, предпочитаю сомневаться.
— В науке? — быстро спросил Валерий.
Левин рассмеялся.
— Вы меня на слове не ловите. Скажем точнее, а заодно и осторожнее: в полноте сведений, которыми наука располагает в данной области и на данном этапе своего развития. Вам ясно?
— Ясно, — серьезно сказал Валерий.
— Итак, предположим, неизвестное — икс. Где его искать: в установке, в химизме реакции? Не думаю, тут все исследовано вдоль и поперек. Остается сырье, нефть. Конечно, глубокая переработка нефти насчитывает десятки лет. За это время испытывалось сырье из тысяч скважин. И ничего. Если не считать, правда, нескольких сомнительных случаев… Раньше их объясняли просто: вредительство. Но теперь — то мы понимаем… И еще одно. Скважины уходят все глубже, и нет гарантии, что если в «n» случаях мы не столкнулись с новым явлением, то мы не столкнемся с ним и в «n+1» случае.
— Понимаю.
— Боюсь, что не вполне. Вероятность появления икса ничтожно мала. Так что работа предстоит огромная, а шансы на успех близки к нулю. Впрочем, в науке это обычно, дорогой товарищ Крымов.
— Меня интересует не наука, а справедливость. — Валерий покраснел: слишком громкое слово. Он поправился: — Я хочу знать правду.
— Вы, по-видимому, прирожденный следователь. — Пойди пойми: то ли это всерьез, то ли иронически.
— Вовсе нет. Отработаю два года и уйду в аспирантуру.
Левин посмотрел на него, покачал головой.
— Ладно, допустим. Тогда тем более, какой вам резон взваливать на себя такую обузу? Или от вас требуют?
— Нет. Дело я могу сдать хоть завтра. А резон?.. — он посмотрел на Левина. — Простите за нескромность: этот вопрос задан для изучения, так сказать, психологии молодого поколения?
— Совершенно справедливо. У меня, знаете ли, дочь вашего возраста. Так что интерес естественный. Что вами движет: человечность, служебный долг, порядочность?
— Не знаю, — сказал Валерий медленно. — Не знаю. Наверное, все проще. Когда мы разговаривали… мне показалось, что она говорит правду. И я подумал, какой это ужас, когда ты не виноват, а тебя осудили. Так
— Понимаю. Теперь вас, очевидно, интересует вопрос практический: где и как искать этот таинственный икс?
— Да, конечно.
— Сделать нужно многое.
Левин притянул блокнот, вынул из подставки карандаш. В нижнем углу листа возник силуэт вышки. От нее потянулись линии к ступенчатым башенкам и дальше, к домикам резервуаров. Линии раздвигались, уходили и сходились вновь, постепенно сдвигаясь вверх и вправо — к миниатюрным колоннам нефтеперерабатывающего завода.
Начало здесь, — острие карандаша уперлось в вышку. — Отсюда нефть поступает на сборный пункт, который обслуживает группу скважин или промысел в целом. Затам — резервуарный парк промыслового управления и петековские резервуары…
— Простите?
— ПТК — производственно-товарная контора. Сюда сходится нефть всех районов. В нашем случае — объединения. Следующий этап: резервуары товарно-сырьевой базы завода. Наконец, установка. Потом идут: призаводская база, эстакада… Правда, все, что после установки, нас сейчас не интересует. Но остальное надо знать назубок, если вы, конечно, не передумали.
— Нет.
— В таком случае любите книгу — источник знания.
— Благодарю. Но я не совсем понимаю, почему не предотвратили взрыв. Разве нефть не берут на анализ? Ее состав нигде не проверяется?
— Наоборот, проверяется везде. И на промыслах и по всей системе резервуаров. Но анализы стандартные: удельный вес, процент воды, механические примеси. Одним словом, поисками икса никто, естественно, не занимается. Я бы вам советовал начинать не со скважин — их тысячи, а в обратном порядке — с заводских резервуаров. Потом резервуары ПТК и так далее. — Он долго смотрел на Валерия, сказал почему-то грустно: — Молодые люди легко загораются и легко гаснут. М-да… Мне будет очень жаль, если такое случится и с вами.
На базе («Товарно-сырьевая» — мысленно определив ее назначение Валерий) его встретили сдержанно. По телефону директор завода распорядился: «Предоставьте товарищу возможность»… и на базе, видимо, решили, что он ревизор из треста, а может быть, даже из совнархоза. На третий день об этом рассказала Валерию девушка из конторы. «А вдруг я в самом деле ревизор?» — улыбнулся он. Девушка покачала головой. «Нет, они другие, а вы совсем другие». «Так кто же я?» «Аспирант или, наверно, корреспондент».
Он взял документы. Сидел часами, читая все эти разрешения на откачку, журналы анализов, справки, накладные. Он начал издалека: за три месяца до взрыва. Хотел привыкнуть, войти в будничный ритм этих бумаг, чтобы резче ощутить отклонение.
Конец февраля. Март. Апрель. Начался май. Приближалось 17-ое, день взрыва. Валерий двигался все медленнее. Верил: в документах за этот день удастся найти что — то особенное, необычное. Но верил не очень крепко. Справки, записи в журналах были похожи, как близнецы. В колонках цифр, в перечислении сортов нефти не оставалось места для чуда.