Формула одиночества
Шрифт:
Посетители в кафе отсутствовали. Какое-то время Марина наслаждалась одиночеством, затем соседний столик заняла шумная компания жгучих брюнетов в белых брюках и пестрых рубашках. Они заказали вино, шашлыки и хачапури и поначалу не обращали на Марину никакого внимания. Она и вовсе их не замечала, потому что была поглощена любимым занятием русских интеллигентов – поиском болевых точек в своей душе.
Марине казалось, что ее сердце превратилось в сплошной нарыв, который грозился вот-вот лопнуть. Ей не хотелось предполагать худшее, не хотелось думать, что Арсен снова ввяжется в какие-то конфликты, тем более в военные. Естественно, она помнила его слова о возможной высадке близ Гагры еще двух групп диверсантов. Но ни Арсен, ни Игорь не сказали ей ни слова
Чтобы не навредить Арсену и Игорю, Марина не посмела задать кое-какие вопросы следователю прокуратуры, тем более она не рискнула расспрашивать сотрудников госбезопасности. И теперь маялась от неизвестности, от невозможности что-то прояснить. К тому же Анжела, сама того не ведая, изрядно ее напугала. Она сообщила, что многих резервистов, в том числе ее Виталия и еще трех сотрудников фруктовой компании, призвали под ружье. Виталий собрался быстро, словно по тревоге, и на взволнованные вопросы жены ответил коротко, что будет участвовать в рейде. В каком именно рейде и почему для этого потребовался автомат, не объяснил, но, очевидно, он и сам не знал точно, с какой целью его мобилизовали.
Анжела реагировала на отъезд мужа по-своему: ругалась, роняла тарелки, а затем вдруг села на стул и беспомощно посмотрела на Марину, которая почти не осознавала происходящее вокруг. Перед этим она битый час рассказывала Анжеле о том, что произошло с ними близ Рицы, и уже засыпала то ли от усталости, то ли наступило действие лекарств, которыми ее напичкала хозяйка.
– Марина, неужели снова война? – шепотом спросила Анжела.
Глаза ее были полны слез. Она нервно комкала в руках кухонное полотенце и все время оглядывалась на дверь кухни. Не дай бог ее смятение заметят постояльцы и засыплют вопросами, на которые ни та, ни другая женщина не знали ответа. К счастью, появление Марины, Вадика и банкира на машине Славика осталось почти без внимания. Те из отдыхающих, которые знали об этой экскурсии, уже уехали, а новенькие тут же отправились на море. Так что на первых порах все обошлось, хотя банкир (тогда Марина еще верила в то, что он и впрямь банкир) наговорил Анжеле кучу гадостей и заявил, что она должна вернуть ему деньги в возмещение того ущерба, которое было причинено его здоровью.
Анжела не осталась в долгу, высказала все, что думает по поводу некоторых скопидомов, которые готовы удавиться за копейку, и вернула Костику деньги за последние дни проживания в ее доме. Вадик же закрылся в своей комнате, и сквозь дверь было слышно, как он рыдает – впервые после смерти родителей.
К чести Анжелы, она быстро пришла в себя после шока, который вызвал у нее рассказ Марины. И даже пыталась всячески снять стресс, в котором пребывала ее постоялица. Сначала предложила накормить ее обедом, а когда Марина отказалась, накапала ей в стаканчик корвалола. Но затем позвонил Виталий и сообщил, что его не будет дней десять... И тогда Анжела слетела с катушек. Марина смотрела на нее и очень жалела, что не в пример хозяйке не в состоянии выплеснуть свои эмоции наружу. Вероятно, ей следовало выплакаться, но у нее не было сил даже на это. Для себя она уже решила, что непременно дождется Арсена. Возможно, ей даже удастся уговорить его вместе съездить в Тесинск, чтобы уладить дела по Толбоку и музею...
Правда, впереди у нее маячила международная конференция в Иркутске, но это было не так страшно. Конференция намечалась в сентябре, и у Марины оставалась масса времени, чтобы к ней подготовиться. Но через несколько дней из «Океана» возвращалась Маша. Марина только-только успевала встретить ее с поезда, и это было более серьезным испытанием, чем объяснения с университетским начальством и с чиновниками из краевого управления культуры.
Дочь у нее была серьезной и рассудительной
Она улыбнулась, вспомнив, как ее дочь, включив фонарь, штудировала под одеялом труды Рикардо, Смита и Маркса. И даже умудрялась что-то еще при свете фонаря конспектировать, когда мать далеко за полночь выключала свет в ее комнате и приказывала ложиться спать.
Маша не строила глазки мальчикам, не требовала себе модных нарядов. Вся ее комната была забита книгами, а друзья и подруги приходили не послушать продвинутую музыку, как это бывало в годы юности ее матери, а поспорить по поводу каких-то экономических теорий и программ вывода России из кризиса. Причем они сыпали при этом терминами и понятиями, которые вызывали у Марины изжогу и неприятные воспоминания о единственной тройке в дипломе, как раз по экономике. Была ли то макро– или микроэкономика – она уже точно не помнила, хотя ей, как директору музея и начальнику археологической экспедиции, не раз приходилось встречаться с гнусными реалиями сегодняшних дней, которые какой-то умник назвал «рыночными отношениями».
Марина вздохнула и потерла виски пальцами. Что ни говори, она боялась, что дочь ее не поймет... Но, с другой стороны, пройдет год, Маша закончит школу, поступит в университет, и у нее начнется своя жизнь. Ее девочка будет строить свои планы на будущее и в конце концов встретит свою любовь... А что останется ее матери? Вечера у телевизора в компании кошки Плюшки, работа на износ и в итоге, жалкая бюджетная пенсия. И одиночество, одиночество, одиночество как закономерный итог, как вполне определенный результат ее нежелания устроить свою личную жизнь, как возмездие за добровольный отказ от любви и счастья.
Она вздохнула и отставила пустую чашку из-под кофе. Подняла голову и тут же поймала взгляд усатого джигита, сидевшего напротив. Он весело сверкнул глазами и спросил:
– Уважаемая, извините! Вы из России?
– Из России, – насторожилась она. – Что вы хотели?
– Мы хотим выпить за вас и в вашем лице – за всю Россию! – Джигит встал и поднял свой бокал. Остальные мужчины последовали примеру своего товарища, а самый пожилой из них подал Марине фужер с шампанским.
– Не подумайте ничего плохого, – сказал он, – но сегодня ваш президент и министр обороны выступили с заявлением, что Россия не оставит Абхазию и Южную Осетию в беде. Мы верим, что скоро независимость Абхазии признают во всем мире. Так давайте выпьем за союз России и Абхазии и за процветание наших стран!
– За дружбу и мир во всем мире! – Марина подняла свой бокал. – За то, чтобы ваши дети никогда не знали войны! – И неожиданно для себя добавила: – Масленица!
– Масленица? – удивился пожилой абхаз. – Вы знаете Игоря Шершелия?
– Знаю, – кивнула она и выпила шампанское. – Замечательный парень!
– Отличный! – согласился абхаз и смерил ее внимательным взглядом. – Простите за любопытство, вы в курсе, что с ним случилось?
– Я в курсе, – она спокойно встретила его взгляд. – И даже больше...
– Я понял, – быстро сказал он. – Я видел, как вы выходили из нашего гэбэ. Но я не к тому. Просто, – он повертел ладонью, подбирая слова, а затем махнул рукой. – Я хочу сказать, что это еще один пример того, что русские и абхазы вместе способны на многое, даже свернуть голову этой гидре...
Марина улыбнулась:
– Спасибо! И позвольте попрощаться с вами! Я должна идти.
– Еще один бокал? – справился самый молодой абхаз.
– Извините, но я спешу. – Марина развела руками. – Меня ждут, простите!