Фотография с прицелом (сборник)
Шрифт:
– Почему же вы им не открылись?
– Боялся вспугнуть.
– Вы такой деликатный?
– Слово «осторожный» будет точнее.
– Я полечу вместе с этим стулом? – спросил Зайцев и звякнул наручником.
– Нет, стул останется здесь. А с нами полетят вот эти ребята, которые сидят за соседним столиком.
– Для моей безопасности?
– Я смотрю, у вас несколько игривое настроение?
– Какая там игривость! Паника, истерика, ужас перед тем, что мне предстоит.
– Это хорошо.
– Что же здесь хорошего?
– Нормальная реакция здоровой психики.
– Но экспертиза в психушке мне предстоит?
– Конечно. А ребята полетят с нами скорее для моей безопасности. То, что вы проделали с девочками, выходит за рамки не только человеческого, но и звериного разума. С вами надо поосторожнее.
– А что, суд уже вынес приговор?
– Вынесет. Потом догонит и повторит.
– Но вы пока ничего не доказали, а я ни в чем не признался.
– У нас с вами все впереди, молодой человек!
– Что же у меня впереди?
– Жизнь! Но не та, которая вас радовала до сих пор. Синее у него, видите ли, небо! Белые облака! Южное вино, бараньи шашлыки. Проехали, Игорек! Тебя ждут нары и параша. Больше ничего.
– Что ж, пусть будет так, коли вы на этом настаиваете. Но что-то позволяет мне сомневаться в истинности ваших суровых предсказаний.
– Разберемся, – подвел Пафнутьев итог их мимолетному спору.
Провожать Зайцева вышла светлая девушка в форме стюардессы. Она молча постояла рядом, похлопала ладошкой по его плечу, пожала руку, поколебалась немного, поднялась на цыпочки, поцеловала.
– Держись, Игорек, – сказала эта особа.
– Держусь, Лена.
– Мы будем тебя ждать.
– Особенно некоторые?
– Да. Именно так. Особенно некоторые. Вернешься?
Зайцев кивнул на Пафнутьева, стоявшего в сторонке, и ответил:
– Вон тот серьезный товарищ говорит, что не скоро.
– Ничего, главное – держись. Дождемся.
– Ха! – печально воскликнул Зайцев. – Размечталась! – Поскольку руки его, скованные наручниками, были за спиной, он просто наклонился и поцеловал девушку в щеку. – Пока, Лена. И ты держись!
Самолет взлетел вовремя, набрал высоту. Проводницы объяснили пассажирам, как вести себя в полете, позволили им отстегнуть ремни, угостили леденцами, чтобы те не испытывали неприятных тошнотных ощущений.
Пафнутьев убедился в том, что его пленник не буйствует, ведет себя пристойно. Наручники при нем. По обе стороны от него сидят крепенькие ребята в белых рубашках с короткими рукавами.
– У вас все в порядке? – спросил Пафнутьев. – Жалобы, нарекания, недовольство?
– Все отлично, Павел Николаевич, – ответил один из парней.
– Как в лучших домах Лондона и Конотопа, – добавил Зайцев.
– Шуточки у тебя, я смотрю, все знакомые, как говорится, бывшие в употреблении.
– Так они на конкретного потребителя рассчитаны.
– Разберемся, – повторил Пафнутьев и прошел к своему креслу.
– Кормить будут? – прокричал Зайцев вслед Павлу.
Тот постоял, не оборачиваясь, потом подошел к арестанту и негромко проговорил:
– Покормят обязательно. Потом догонят и еще разочек угостят.
– А шуточки у вас, между прочим, тоже не первой свежести.
– Каков потребитель, таков и юмор. – Пафнутьев улыбнулся и развел руки в стороны, как бы говоря: чем богаты, тем и рады.
Усевшись поплотнее в свое кресло, он откинулся на спинку и закрыл глаза. Какие-то слова Зайцева задели его за живое. Но Пафнутьев никак не мог вспомнить, что же именно сказал ему Зайцев, чем задел, в чем справедливо уличил. Павел вспоминал все подробности разговора и никак не мог уцепиться за что-то.
Наконец, измаявшись, он повернулся к Худолею, сидевшему рядом, и заявил:
– Хоть убей, никак не могу вспомнить! Что он мне такого сказал? Чем уел? Во что меня мордой ткнул? Ведь чувствую, что было такое. Ты сидел рядом, слышал каждое его и мое слово. Где я слабинку дал? В чем промашка?
– Он, Паша, хорошо тебя куснул.
– Ну?..
– Я очень даже удивился! Подумал, почему это наш многоопытный Павел Николаевич не ответит ему так, как он умеет? С его-то знанием человеческой натуры, положения в стране и ее окрестностях…
– Я сейчас выкину тебя из самолета!
– Есть куда более надежное средство, способное заставить меня заговорить.
– Ну?..
– Надо обратиться к стюардессе.
– Хорошо, обращусь, и что?
– И все.
Пафнутьев долго молчал, потом из его груди вырвался глубокий вздох облегчения.
– Я просто забыл, с кем имею дело, – покаянно произнес он.
– Да, это с тобой случается, – согласился Худолей.
– Простите!.. – Пафнутьев остановил стюардессу, пробегавшую мимо, попросил ее наклониться и доверительно прошептал на ухо: – Вот этот пассажир, который сидит рядом со мной, очень страдает.
– Боже! Что с ним? Я сейчас приглашу врача!
– Не надо врача. Ему помогут сто граммов водки.
– Сто пятьдесят, – поправил Худолей.
– А он будет хорошо себя вести? – с усмешкой осведомилась девушка.
– Я за него ручаюсь, – ответил Павел.
– Ему и бутербродик не помешает?
– Не помешает.
– А какой бутербродик?
– Хороший.
– Поняла, – сказала стюардесса и исчезла.
Она появилась через пять минут с маленьким подносом. На нем стоял хрустальный бокал с водкой. Рядом на блюдечке красовался хлеб с кусочком масла, красной икрой и тремя маслинами.